Тайный советник. Исторические миниатюры. Валентин Пикуль

Из Вены мне предстоит визит в Лондон, где я не жду ничего хорошего.

      – Отмените визит, – советовал Нигра…

      Об этом же просила и его племянница Ольга:

      – Из Вены, прошу, возвращайтесь домой, ибо, как говорят в народе, дома и солома едома. Мне что-то неспокойно за вас…

      Николай II уступил ему салон в своем императорском экспрессе, и Лобанов-Ростовский надеялся, что в Киеве отдохнет и поправится. 18 августа поезд неожиданно остановился.

      – Где мы? – спросил Алексей Борисович.

      – Не доехали до станции Шепетовка.

      – А почему остановились?

      – По желанию государя, который увидел вдали красивую рощу, и свита уговорила его прогуляться.

      Алексей Борисович тоже вышел из вагона. Но сразу почувствовал себя дурно и присел на землю, прогретую солнцем.

      – Министру худо! – крикнул его секретарь.

      Император обернулся на окрик, махнул рукой:

      – Внесите его в вагон, прогулку я отменяю. Едем…

      Поезд пошел быстрее, чтобы ускорить прибытие в Киев, но, не доехав до Киева, князь Алексей Борисович скончался.

      – Разрыв сердца, – доложили царю.

      Не было в Европе газет, которые бы не отозвались на смерть русского министра иностранных дел сочувственными некрологами; столичные газеты Европы писали, что политический курс покойного способствовал соблюдению мира и справедливости, а “его политика отныне не исчезнет из преданий народа России”.

      Авторское послесловие я считаю необходимым…

      “Русская старина” почтила князя некрологом, который заканчивался словами: “Министр, употреблявший свой досуг на изучение русской истории, не мог не любить России, не мог не понимать ее исторических задач, не мог не болеть сердцем ее нуждами и ее страданиями”. Наверное, сердце слишком болело и не выдержало, ибо в канун XX века – уже нашего века! – слишком много накопилось в жизни вопросов и сомнений.

      Человека не стало. Но остались после него книги.

      Одни, написанные на французском, не переводились на русский, а русские книги никогда не переиздавались.

      Между тем без них в нашей истории скучно…

      Мечта Алексея Борисовича исполнилась посмертно: в 1897 году было образовано Русское Генеалогическое Общество, в стране стали выходить два толстых журнала, посвященных поискам в родословиях; наконец, в 1906 году Москва получила особую научную кафедру – по генеалогии, чтобы студенты, будущие историки, приобщались к знаниям родословных сложностей. Но после революции генеалогия сделалась гонима “как служанка буржуазии”. Но ведь история без генеалогии – это сосуд, из которого безжалостно выплеснули живительный напиток.

      Много лет нас ограничивали знанием дедушки Льва Толстого или бабушки Александра Пушкина, а дальше не пускали, как не пускают детей в таинственные чащобы древнего леса. От подобного бессилия исторического интеллекта насаждалась генеалогия нового типа, отчего появились, к примеру, “знатная династия токарей Патрикеевых”