Змееед. Виктор Суворов

вышитыми – в мусорную корзину. Опять же – незаметно. Но Змееед не зря три года разведчиком-наблюдателем на Северном вокзале оттрубил. Змееед все видит. Только виду не подает. Так приучен.

      У больших начальников, известное дело, к своим рукам почтение. Предшественник товарища Ягоды, товарищ Менжинский, ту же манеру имел, – в Болшево, в колонию беспризорную приезжал, всей шпане ручки жал. А потом, бывало, зайдет за уголок, чтоб незаметно, а там из особой канистры ему на руки спирт льют. Беспризорные ему однажды сказали, что лучше бы он им руки не жал и свои ладони спиртом не отмывал, а сразу бы им канистру отдал, так они б его за то пуще бы полюбили…

      – Итак, дорогой Змееед, у вас теперь новая работа.

      Подумал Змееед, что бы такое ответить, но ничего умного не придумал. Вместо ответа головой мотнул.

      – Нравится?

      – Еще бы!

      – Это я вас на такую высоту поднял.

      – Спасибо, Генрих Григорьевич.

      – Приказ пока предварительный, но если будете хорошо работать, подпишу приказ окончательно.

      – Постараюсь.

      – Теперь – к делу. Прежде всего, подпишите вот эту бумагу. Это расписка о неразглашении. Вы, Змееед, никогда на моей даче не бывали, никогда меня не встречали, никогда со мной не говорили.

      – Понял.

      – Если понял, распишись. И выйдем в сад. Тут душно.

4

      – Люська!

      – Да.

      – Люська, ты кого, стерва, привела?

      – Бобра.

      – Так он же чекист.

      – А мне почем знать?

5

      – Вот, товарищ Змееед, десять фотографий. Вы кого-нибудь из этих людей видели вчера на первой платформе Северного вокзала?

      – Видел вот этого. Курьерский «Владивосток – Москва», прибыл в пятнадцать часов десять минут. Он вышел из шестого вагона.

      – Постойте… В поезде двенадцать вагонов. В Москве выходят все пассажиры. И встречающих – толпа. Смена ваша – восемь часов. За смену вон сколько поездов приходит и уходит. И вы одного разглядели? Одного запомнили? Он чем-то привлек внимание?

      – Нет, этот неприметным был. Но я всех разглядываю. Работа такая.

      – Продолжайте.

      – Этот был в сером костюме, в шляпе, с портфелем. Думаю, чекист. Средней руки начальник.

      – Нет, нет. Он не чекист. А почему вы так решили?

      – Просто повидал их на веку. Предположил…

      – Вы ошиблись.

      – Минут через пятнадцать, когда толпа схлынула, он снова на платформе появился. Явно кого-то искал.

      – А потом?

      – Потом ушел.

      – Этот человек исчез. Как вы думаете, куда он мог пропасть?

      – Вариант самый верный: жиганцы выставили шлендру гулящую и взяли бобра на прихват.

      Сморщился народный комиссар:

      – Вы по-русски можете?

      – Простите, Генрих Григорьевич. Ехал человек почти две недели в поезде, а до того, может быть, пароходом шел на материк четыре, а то и пять дней, истомился, и тут – Москва, вышел на перрон, никто не встречает, походил, подождал, еще походил, а на площади трех вокзалов фартовые девочки промышляют…

      – И что потом?

      – Потом заведет такая лярва в укромный уголок,