Дневник первой любви. Светлана Лубенец

Анастасии Шевченко, а я вообще неизвестно кто. Одинокая, никому не интересная особь.

      – Ни с кем я не встречаюсь, – не стала врать я. – Но если захочу, то ни за что не стану участвовать в ваших идиотских анкетах и дурацких записках. Я сама подойду к тому, кто мне понравится, и предложу встречаться.

      – Ой-ей-ей! Какие мы храбрые! – презрительно сказала Настька. – Хотелось бы посмотреть, как ты это будешь делать!

      – И еще послушать бы, что тебе при этом ответят! – ввернула подлая Наташка.

      – Боюсь, что не доставлю вам такого удовольствия, – буркнула я, но все уже повернулись к Машке.

      – А я… я… – начала лепетать Калашникова, потом зачем-то взяла меня под руку и сказала: – Я тоже думаю так, как Катя.

      – Ну-ну, – процедила Шевченко. – Вам ничего не остается, как выпендриваться, потому что не только Игорь, но даже и Товпенец с Морозовым на вас никогда не позарятся. В зеркало-то надо смотреться, хоть иногда!

      На этом ее оскорбительном выпаде в наш адрес мы с Машкой гордо покинули класс.

      На улице Калашникова мне и говорит:

      – Знаешь, Катя, на самом деле мне сильно нравится Игорь. Я тебе уже говорила… Но я никогда не смогу к нему подойти. Шевченко права: я очень некрасивая. В зеркало смотреться вообще не хочется…

      – Ты поэтому и ко мне прилепилась, да? – рассердилась я. – Считаешь, что я тоже некрасивая и поэтому тебя стерплю?

      Машка вздрогнула и так съежилась, что мне стало ее жалко. Она затравленно молчала, а я продолжила:

      – Про себя не буду говорить. Я уродина, согласна. Но ты, клянусь, совершенно нормальная! Ты просто слишком тихая и все время сжимаешься! Вот чего ты сейчас вся согнулась, будто я собираюсь тебя бить?

      Калашникова опять молча пожала плечами, и снова пришлось говорить мне:

      – Знаешь, что… ты сейчас придешь домой, посмотришься в зеркало и увидишь, что у тебя красивые серые глаза и длинные ресницы. Настьке приходится то накладные прилеплять, то свои жалкие ресничишки мазать тушью, то белой, то черной, а у тебя они и так на пол-лица!

      – Ты шутишь… – залепетала Машка.

      – Не шучу! Валяй домой и посмотрись в зеркало! Завтра отчитаешься, что там увидела!

      Я оставила растерянную Машку на крыльце школы, а сама, не оглядываясь, пошла домой. Мне хотелось остаться одной и все обдумать.

      Дома я окончательно поняла, что себе ненавистна. Я только что предала Игоря, свои чувства к нему, сказав, что он мне не нравится. На самом деле я с каждым днем думаю о нем все больше и больше. Он мне снится. Сегодня, например, снилось, будто бы мы идем с ним по дну моря, тому самому, которое обнажилось, когда отхлынула вода, собираем ракушки и каких-то смешных маленьких рачков. Я говорю ему:

      – Игорь, надо уходить, потому что море скоро вернется.

      А он беспечно отвечает:

      – Не спеши. Мы успеем. Мне хорошо с тобой.

      Я посмотрела вдаль и увидела надвигающуюся огромную волну. Хотела крикнуть: «Бежим!», – но язык во рту еле двигался, крикнуть не получалось. Не получалось