Колыбельная. Владимир Данихнов

– Чуркин, две другие пустовали. Одну когда-то сдавали, но жильцы съехали, испугавшись странных ночных звуков, а замены им не нашлось; еще одна стояла на продаже последние три года, но никто не хотел ее покупать, потому что предыдущие владельцы умерли при странных обстоятельствах. Если б на площадку кто-нибудь заглянул, он бы обязательно почуял гнилостную вонь, которая сочилась из квартиры Чуркина. Сам Чуркин настолько привык к запаху, что ничего не чувствовал. Он отворил дверь и вошел в прихожую. В сумраке чернели холмы мусора. Их было меньше, чем два дня назад, но всё равно достаточно. Чуркин прошел на кухню. Вынул из холодильника банку с влажными красными ягодами и стал закидывать их в рот по одной. Свет он не включал нарочно.

      В раскрытую форточку проникал холодный воздух. На кухонном столе лежал черный пакет. Угол пакета свесился с края столешницы. Чуркин поправил его. Из пакета вывалилась детская ручка с черными ранками вместо ногтей. Чуркин проглотил кислый комок. Двумя пальцами он взял тонкое запястье и затолкал крохотные пальчики обратно в полиэтиленовое нутро. В глазах потемнело, на цыпочках он вышел из кухни. В прихожей долго царапал обнаженную грудь, надеясь извлечь музыку сердца. В висках пульсировали черви. В горле бурлила кислота. Чуркин понимал, что сходит с ума. Он хотел бы не сходить с ума, но не знал, как это делается. В гостиной он включил телевизор и смотрел телевизионные помехи, сидя в продавленном кресле. За диваном тоже был спрятан черный пакет. На шкафу лежало целых два, на пол возле неработающего торшера натекла темная жидкость. Чуркин погладил в кармане отцовский портсигар и выключил телевизор. Дверь в спальню была заперта. Чуркин не помнил, что там находится, но жутко боялся ее открывать. Он остановился у двери, задыхаясь от ужаса. Впился ногтями в виски, пытаясь выковырнуть червей. Он знал, что никаких червей нет, но не мог их не выковыривать. Лег на холодный пол, подергался и уснул; во сне он сидел на черном дереве, а внизу белела пропасть. Чуркин очень смеялся, глядя в эту пропасть, а потом плакал, а потом снова смеялся. Проснувшись, он увидел в окне серую муть наступающего дня. Утро. Пора на работу.

      Глава седьмая

      Кошевой жалел, что напросился в напарники Гордееву. Лучше бы он как и раньше жил в пустоте своего сознания. Кошевой надеялся, что их ожидают интересные логические загадки и погони, но вместо этого Гордеев провел целый день, роясь в документах. Впрочем, Кошевой разочаровался бы и от логических задач и даже от погонь, потому что предпочитал ничего не делать, не считая занятий в тренажерном зале. Занятия в тренажерном зале он тоже не особенно любил, но хотя бы привык к ним.

      У Гордеева, по мнению Кошевого, было множество недостатков. Например, специальному человеку не нравилось говорить о бодибилдинге. Кошевому и самому не нравилось говорить о бодибилдинге, но это была единственная тема, в которой он разбирался. На работе Кошевой большую часть времени проводил на стуле. Звания он получал за выслугу лет и через