В летаргию и обратно. Ника Януш

приехал, как положено, за полчаса. Но так и стоит с тех пор – тихий и темный.

      То тут то там люди уже смотрят на часы и недоуменно переглядываются. Активнее те, которые стоят в голове поезда. Они стучат по металлу паровоза и что-то кричат, по-видимому, обращаясь к машинисту. Но в кабине машиниста хоть и светит тусклый свет, единственный на весь состав, оттуда никто не отзывается. Возле первого вагона образовывается группа желающих – они направляются к администрации вокзала, разузнать, что происходит и когда поезд отправится.

      Проходит около двадцати минут. Нам в динамик объявляют, что этот поезд по техническим причинам ехать не может, и обещают посадку на другой поезд – в течение трех часов. Еще через десять минут из администрации на перрон возвращается группа – кое-кто смеется, кое-кто чертыхается, кое-кто курит и очень оживленно разговаривает.

      Мы с нетерпением ждем их.

      – Что случилось?

      Смеющийся мужской бас объясняет, специально выделяя некоторые слова голосом:

      – Пьяный (!) машинист в этом паровозе случайно (!) зацепил не тот состав. Похоже, дотянул до вокзала и уснул (!) внутри кабины. Поезд не убран и не подготовлен к следованию. Сейчас его оттянут в депо и не позднее трех часов ночи пришлют новый.

      Пока он этот говорит, к нам все время подходят люди, стоявшие поодаль. Постепенно смех и чертыханье стали разрастаться. Каждый третий, улыбаясь и матерясь одновременно, закуривает и отходит. Торопиться некуда.

      15 июня: День, когда я ничего не поняла

      Открываю двери киевской квартиры и зажмуриваюсь – у меня есть решение, которое я очень хочу озвучить Антону: еще полгода в агентстве, но в должности писателя текстов, а не лидера группы. «Писатель» должен смягчить приговор Антона. И сегодня на работу я не пойду, позвоню, что случилась непредвиденная задержка поезда, – и у нас будет выходной вдвоем!

      Войдя в прихожую, замечаю, что прямо под ногами не стоят пять пар огромных кроссовок и не валяются в беспорядке носки и кепки. В углу нет футбольного мяча и боксерской груши. Шкафы не заперты, полки пустые.

      – Антон! Что случилось? Ты где?

      Заглядываю в спальню: вижу, исчезли фотографии Антона, книги, диски, ноутбук со столика. В ванной нет гелей, шампуней, зубной щетки, дезодорантов – его полка девственно пуста.

      Никакой записки в доме не обнаруживаю. Набираю номер, но после первого гудка идет обрыв связи. Опускаюсь прямо на пол и набираю эсэмэску. Через пару часов приходит ответ, что доставить ее абоненту невозможно.

      Понедельник, 18 июня

      В выходные дни обзванию всех друзей, мне отвечают неохотно, как попрошайке у Флоровского монастыря, и быстро завершают разговор. Мама Антона тоже отвечают предельно любезно: «Ты же знаешь, Ланочка, он – такой. Если что задумал, никогда не советуется и никого не посвящает. Поговори с ним сама».

      Кира удивляется моему вопросу, не знает ли она, где Антон, – ясное дело, она не знает. И спрашивает:

      – Ч-чем я могу тебе п-помочь? Хочешь, ч-чаю с тобой попью? Или в-водки? – когда она взволнована,