Черно-белый Чернобыль. Евгений Орел

когда он исполнял «священный долг перед Родиной», по-прежнему предоставляли мне ночлег. Да и не в ночлеге дело. Мы вместе выходили в город, бывали в кино, ездили на шашлыки, в общем, дружили. Вот и в этот раз я шёл к добрым друзьям, Надежде Алексеевне и Александру Ивановичу, не сомневаясь, что меня примут по высшему разряду.

      С новой знакомой я простился у её подъезда. Договорились назавтра вместе пойти в Дом Учителя на музыкальный вечер.

      Но меня беспощадно буравил один-единственный вопрос:

      – Как её зовут?

      За ужином я сообщил о происшествии на ЧАЭС. Как и ожидалось, беспокойства новость не вызвала. Александр Иванович прогнозировал, что всё наладится, пусть не за день-два, но за неделю – уж точно. Надежда Алексеевна, кажется, промолчала.

      Когда укладывался спать, из головы не выходила «знакомая незнакомка», встреча с которой в один миг перевернула мне всю душу. Пытался вспомнить, как же к ней обращались на курсах. И – не мог! Уже проваливаясь в сон, я «увидел» её на занятиях и едва не выкрикнул на всю квартиру: «Марина!» Обрадовавшись нежданному откровению, я преспокойно отключился.

      Утром первая же мысль – о встрече… с Мариной. Только… «А Марина ли?» Вот глупая ситуация! Иду на рандеву, не знаю, к кому. И в руку ли оказался тот сон, не сон – бог знает, что это было. Хорошо ещё, хоть телефон у неё не спросил. А то позвонил бы – «Здрасьте вам! А можно Марину?» И каков шанс по той же теории вероятностей (вот напасть-то!), что она и в самом деле Марина? Ну, ладно, сегодня встретимся, кто-то окликнет её, тогда и выясню.

      В то воскресенье противно дождило (знали бы, чем именно). Морось на улицу не влекла, и почти весь день мы пили чай, болтали о всяком-разном, листали альбомы с репродукциями картин. По телеящику – ни слова о ЧАЭС. Будто всё пригрезилось.

      Еле дождался вечера. Около шести подошёл к её подъезду. Марина (ладно, пусть пока так) появилась минут через пять. Но если вчера на ней был темно-синий ансамбль (жакет и юбка), то теперь её прелести (я же глазастый!) скрывало лёгкое летнее платье. Кажется, ткань в цветочках. Вместо строгих закрытых туфель на высоком каблуке – оранжевые босоножки с открытыми носком и пяткой. Бессменной оставалась только английская булавка огромных размеров. Вчера она украшала левый лацкан жакета, а нынче крепилась на платье, там же, слева. «Видать, от сглаза», подумал я, но ничего не сказал.

      Не стихала морось, а Маринин зонтик – один на двоих. Так мы и шли к метро: я держал над головами зонт, а Марина – меня под руку. Желая скрыть смущение, старался говорить о чём угодно, только бы не обращаться напрямую. Не люблю я безличные формулы вроде «Ты знаешь…», «Слушай…» и тому подобные. Ведь самое приятное для человека сочетание звуков – его имя. Не я первый изрек эту мысль, но сказано верно, не так ли?

      Вечер в Доме Учителя представлял собой театрализованное шоу силами студентов ин-яза и РГФ.[2] С курсов пришло человек десять-двенадцать. Говорили между собой немного, больше внимали сцене. Но желанное имя так никто и не произнёс.

      Концерт

2

РГФ – Факультет романо-германской филологии Киевского Государственного Университета им. Т. Г. Шевченко.