Избиение младенцев. Владимир Лидский

запачканной рукою Сашу. – О, дитя моё, аз вижу ясно – погубит тебя рубчик…

      – Какой рубчик? – прошептал Саша, робко приблизившись.

      – Не ведаю, отроче, – ответил столпник. – Господь ведает…

      Подростки подошли поближе.

      – А тебя, сын мой, укроет одеялом сначала зимняя пурга, а после – яблоневый цвет, – сказал старик, протянув перст в сторону Никиты.

      Ляля шагнула вперёд и встала перед братом.

      – Верно, верно, дочка, – проскрипел столпник. – Твоя судьба – любить двух братьев и плакать над летающими близнецами…

      – Кто это – летающие близнецы? – спросила Ляля.

      – Аз не ведаю, дитя моё, – ответил ей старик. – Глаголю же – Господь Наш ведает…

      – Тебе же юноша прекрасный, – повернулся он к Евгению, – быть съедену песцами и куницами!

      Женя попятился от него, но старик не спускал с него взгляда и злобно хихикал, поглаживая свою редкую бородку.

      – Быть тебе съедену дикими зверьми! – подтвердил он уверенно и строго.

      – А тебе, – его рука снова вскинулась и стала шарить по деревенским ребятишкам, – тебе…

      Он нашёл Кирсана и ткнул в него свой заскорузлый палец.

      – Тебе, сударик, оторвут главу, а самого растерзают на куски…

      Кирсан втянул голову в плечи и колени у него задрожали.

      Столпник встал с корточек и торжествующим взором обвёл подростков.

      – И всем вам гореть в Геенне огненной! – вдруг истерически завопил он и торжественно повёл рукою окрест себя, словно бы очерчивая тот круг, которому непременно суждено гореть. Круг этот был так широк, что первым осознавший весь ужас происходящего Кирсан вдруг сорвался с места и, бросив грибное лукошко, ринулся напролом в лес, ломая сучья и натыкаясь на деревья, а за ним рванули и остальные, от страха помутившиеся разумом, не разбирающие дороги и несущиеся куда глаза глядят. Перед ними замелькал жуткий калейдоскоп кустов, сучков, стволов деревьев, поросших мхом кочек, небо роняло на них свои белые облака, колючие побеги обвивали их тела и гибкие ветки хлестали по щекам, а они всё бежали и бежали, не в силах остановиться, и вдруг вылетели на полевую межу, отделяющую волнующееся пшеничное озеро от леса, и впереди увидели свою деревню. Они остановились, – грязные, потные, всклокоченные, надсадно дышащие своими воспалёнными глотками, – глянули друг другу в искажённые ужасом лица и, не говоря ни слова, медленно вплыли в пшеничные воды…

      Ники и Саша должны были в конце августа вернуться в корпус, а Женя в это же время собирался продолжить своё образование в Александровском военном училище. Всё было уже решено, оставалось только дождаться окончания недолгого отпуска. Жизнь катилась вперёд, расписанная на годы, и её строгий регламент не мог дать ни кадетам, ни будущему юнкеру Жене никакого резкого манёвра, и всё же, всё же – личным планам и установлениям, бывает, не суждено сбыться, а Божий промысел оттого и непредсказуем, что вершится вне сфер