Дневник ведьмы. Елена Арсеньева

землю. Не чует того человек, лишь крылья у птиц ощутимо трепещут».

      Ну да, вот нравилось ей порой запулить немножко такого-этакого… гекзаметрового… В романчик подобное вряд ли вставишь, но само собой приятно, что она способна на стилизацию.

      Алёна сунула листочек в карман рюкзака и направила свои быстрые ноги дальше.

      Трактор, все тот же утренний красный трактор, по-прежнему мотался туда-сюда по полю, то ли вспахивая, то ли запахивая, то ли взрыхляя, то ли разрыхляя, но Алёна уже не обращала ни на него, ни на тракториста никакого внимания. А вот он – тракторист, само собой, а не трактор – смотрел на длинноногую бегунью очень внимательно.

      Интересно, какого черта она моталась в Нуайер пешком? У него не укладывалось в голове, что у кого-то может не быть машины или кто-то не умеет ее водить. А если даже авто все же нет, кругом полно соседей, которые запросто привезут все, что надо, хоть из Нуайера, хоть из Тоннера, хоть из самого Дижона. Ни один нормальный человек не потащится в магазин с рюкзаком. Из Муляна туда и обратно целых двенадцать километров! В крайнем случае могла бы сесть на велосипед…

      Конечно, он не мог знать, что Алёна не умеет ездить не только на автомобиле, но и на велосипеде. У нее были проблемы с балансом, что сильно осложняло ей в свое время жизнь на уроках танцев. Или упрощало – потому что при каждом рискованном повороте она теряла равновесие и сваливалась в объятия Игоря…

      Так, забыли. За-бы-ли!

      Игоря здесь нет. И не будет. Здесь есть тракторист из Муляна, который задумчиво смотрит на Алёну и никак не может понять, что длинноногая русская кукла делает на лесной дороге с рюкзаком за плечами. Пробежка, ладно. Спорт, так и быть, понятно. Но почему она что-то пишет? Что она пишет, черт бы ее подрал?

      Алёна бежала дальше. Мысли у нее в голове скакали, как персики в рюкзаке. Взгляд рассеянно блуждал по сторонам, и Бургундия порой пронзала ее в самое сердце. Эти купы дубов… Этот усыпанный темно-красными ягодами боярышник и черный от избытка плодов терновник… Плети плюща, вылезшие на асфальт… Эдельвейсы в укромном, тенистом уголке под лиственницей, репейники при дороге… Ох уж эти репейники! Все красивые. Но почему-то именно вон на тот слетелись и пчела, и шмель, и несколько мух, и мохнатая гусеница извивается на колючем листе… Медом им там намазано, что ли?! Кругом полно других, таких же красивых.

      Ага, вот точно так же слетались, сползались, сбегались все особы женского пола к Игорю, хотя рядом было полно и других мужчин, таких же красивых.

      Нет, он был один. Он был один-единственный такой!

      Он был единственный в моей жизни.

      Так подумала Алёна, тупо глядя на другой цветок, из которого торчала половинка туловища гусеницы. Вторая половинка была скрыта плотно сомкнутым венчиком. Гусеница погибла, то ли упившись нектара, то ли удушенная ароматом цветка, и наглая муха уже кружила над ее безжизненным телом.

      Алёна перевела дыхание, смахнула с голого загорелого плеча наглую