«Штурмфогель» без свастики. Евгений Петрович Федоровский

он подбегающим техникам и механикам.

      Тут же по полевому телефону набрали номер главного конструктора.

      Хейнкель схватил трубку:

      – Ну как, Варзиц?

      – Я рад сообщить вам, доктор, что ваш «сто семьдесят шестой» впервые в мире совершил ракетный полет!

      – Как вы себя чувствуете?

      – Я жив, жив!

      – Сколько вы продержались, Варзиц?

      – Пятьдесят секунд.

      – Я немедленно сообщаю в Берлин, Варзиц. Приготовьте самолет к двум часам.

      Хейнкель быстро связался с отделом вооружений министерства авиации и попросил соединить его с генерал-директором люфтваффе[3], старым своим другом Эрнстом Удетом.

      – Дорогой генерал! – воскликнул он, услышав в трубке ворчливый голос Удета. – Я поднял свой «сто семьдесят шестой» в воздух! Очень прошу вас сегодня же посмотреть на него в небе.

      – Зачем спешить, доктор? – спросил Удет недовольно, но тут знаменитый пилот, очевидно, понял нетерпение Хейнкеля и, помолчав с минуту, бросил: – Ладно. Ждите.

      Во второй половине дня Варзиц еще раз поднял свой маленький самолетик.

      Машина с короткими, будто срезанными крыльями, на маленьких, как у детской коляски, шасси взвыла так оглушительно, что механики зажали уши. Огнедышащей ракетой «Хе-176» пронесся по аэродрому и взмыл вверх.

      Эрнст Хейнкель, владелец и главный конструктор всемирно известной фирмы «Эрнст Хейнкель АГ», не мог скрыть своего торжества. Его реактивное детище – первое в Германии – увидело наконец небо. Он был настолько захлестнут ощущением удачи, что не заметил настроения Эрнста Удета.

      Удет, хмурясь, слушал Хейнкеля и позевывал. Прославленный ас первой мировой войны уважал доктора и обычно подолгу беседовал с ним о разных авиационных проблемах. Но на этот раз он, ведающий новым вооружением люфтваффе и теснейшим образом связанный с авиапромышленниками, не хотел понять Хейнкеля, который расхвастался этим маленьким, ужасно свистящим попрыгунчиком.

      Было жарко и душно. Удет изнемогал. На крепких, коротких ногах он прошелся по полосе и оглянулся на Хейнкеля. Но Хейнкель, сверкая единственным глазом, любовался полетом своего самолета. Своего. А Удет отвечал перед Герингом за оснащение всего военно-воздушного флота, и для него одного рейхсмаршал придумал и форму, и редкостный чин – генерал-директор люфтваффе.

      И Удет не мог, как Эрнст Хейнкель, восторгаться этим крошечным недоноском, пусть хоть и с реактивным двигателем.

      – И это все? – спросил он, когда самолетик пронесся мимо них, отчаянно тормозя.

      Хейнкель с удивлением уставился на Удета. Его большой, вислый нос начал багроветь, задергалось веко кривого глаза.

      – Право, доктор, вы настоящий энтузиаст. – Удет положил руку на плечо конструктора. – Но, боюсь, меня эти прыжки – вы не обижайтесь, если я назову их лягушачьими, – не привели в восторг. Впрочем, поздравьте Варзица. Он – храбрец.

      – Разве вы не хотите поздравить его лично?.. Он был бы счастлив, – пробормотал Хейнкель.

      – Простите, доктор. Я слишком

3

Люфтваффе – военно-воздушные силы фашистской Германии.