Путь в «Сатурн». Василий Ардаматский

дисциплины и режима секретности! – тревожно проговорил Будницкий и показал на стоявшего возле двери старшину Ольховикова – парня богатырского роста, про которого бойцы говорили, что он добрый, что телок-несмышленыш, а здоров, как бык в соку.

      – Что там у вас? – Марков встал и прошел к сколоченному из досок столу.

      – Старшина Ольховиков, доложите, – напряженным голосом приказал Будницкий и сам отошел в сторону.

      Ольховиков переступил с ноги на ногу, потом сделал шаг вперед и вытянулся, почти упершись головой в потолок землянки. В это время Марков зажег лампу и увидел, что все левое плечо старшины в крови.

      – Вы ранены? – спросил Марков.

      – То кровь не моя, – прогудел Ольховиков. – То кровь…

      – Докладывайте по порядку, как положено! – прервал его Будницкий.

      Ольховиков глянул в потолок и заговорил мягким баском:

      – Значит, так. Во время дальнего рейда подобрали мы раненого мальчонку. Колей звать. Тезка, значит, мне…

      – Отставить ненужные подробности! – крикнул Будницкий.

      – Есть отставить ненужные подробности, – как тихое эхо, повторил Ольховиков. – Ну, значит, подобрали того мальчонку и доставили на базу. Сюда, значит, – он умолк, преданно и вопросительно смотря на своего командира.

      – Вы что, забыли, какой у нас режим? – строго спросил Марков.

      Ольховиков пошевелил своими могучими плечами.

      – Почему забыл?

      – Товарищ подполковник, пусть он все доложит, как было, – сказал Будницкий. – Доложи, Ольховиков, при каких обстоятельствах ты дошел до своего преступного легкомыслия.

      – Значит, так… – Ольховиков посопел, глядя в потолок, и продолжал: – За городом Гомелем подорвали мы бензосклад. И согласно схеме пошли до дому. Первый день переждали в лесу. В ночь опять же шли. Видим, горит деревня. Подошли поближе. Картина ясная – каратели побывали. Вокруг трупы раскиданы. Женщины, между прочим, и старики. И ни тебе живой души. А дома горят. Ну, значит, мы постояли, попечалились и пошли дальше согласно схеме. Только отошли от горящей деревни шагов на триста, глядим, метнулось что-то с дороги. Алексеенко враз туда и вытаскивает мальчонку. Рука у него простреленная вот сюда, – Ольховиков показал на кисть своей огромной ручищи. – Ну, куда его деть? Бросить? Все мои бойцы молчат и на меня глядят. И я же вижу, как они глядят. И сам я что, изверг какой? Вот мы того мальчонку и взяли… – Ольховиков помолчал и добавил: – Смышленый. Лет тринадцать ему. Из города, между прочим.

      Будницкий, который все время норовил врезаться в рассказ старшины, крикнул:

      – Ты про режим скажи! Что ты об этом думаешь?

      – Скажу… – Ольховиков снова глянул в потолок. – А что он, этот пацаненок, сделает вредного нашему режиму? А такой паренек может и сгодиться в дело. Для разведки, к примеру.

      – Он передвигаться может? – спросил Марков.

      – А чего ж? – улыбнулся Ольховиков. – У него ж только рука раненая.

      – Приведите его сюда, – приказал Марков.

      Ольховиков