Московские тайны: дворцы, усадьбы, судьбы. Нина Молева

начал свое существование МХАТ под названием Московского Художественного общедоступного театра. Здесь прошли четыре первых и самых ответственных его сезона. 17 декабря 1898 года здесь состоялась премьера «Чайки».

      После переезда МХАТа в собственное помещение в «Эрмитаже» выступали главным образом труппы оперетты. Театральные помещения в «Эрмитаже» множились и совершенствовались. В 1913 году здесь открылся Свободный театр К. А. Марджанова и А. А. Санина с оригинальным аппликативным занавесом Константина Сомова. В 1921–1924 годах в саду появился новаторский Театр Пролеткульта Сергея Эйзенштейна, после 1947-го играл Театр МОСПС (им. Моссовета).

      Еще более сложной оказалась история сада на Большой Садовой, 16–18. В конце XIX века он был известен как увеселительный сад «Чикаго», славившийся сложными водяными сооружениями искусственного водопада, бассейнов, фонтанов и гротов, и это несмотря на небольшую территорию. В 1897–1898 годах новый владелец сада и арендатор театра французский гражданин Шарль Омон производит полную реконструкцию и открывает его под существующим и в настоящее время названием «Аквариум». В 1904-м здесь разместилась труппа Частной оперы Зимина. В 1940 году на месте театра Омона началось строительство Театра оперетты, законченное для Театра им. Моссовета.

      Терраса ресторана Крынкина. Москва. Воробьевы горы. Начало XX в.

      Сад с его разнообразными развлечениями был полностью ликвидирован.

      Но как бы пренебрежительно ни относились потомки к трудам и талантам своих предшественников, очевидно одно: у московских садов своя культурная традиция, свое место не в развлечении или бизнесе, а в культурной жизни. И если обращаться к традициям – национальным прежде всего! – то необходимо понимание воссоздания в них культурного ареала, способного компенсировать напряженность нашей повседневной жизни. Это и определенная программа, и очень продуманные способы ее реализации. Тогда на месте рождения Художественного театра не сможет появиться, как это уже произошло, скульптура Данте Алигьери. Причина, как и с плахой Степана Разина, проста: подарок городу надо пристроить. Потому что по существующему закону нашего города подарки не подлежат оценке специалистов, тем более вообще москвичей. Дипломатический реверанс всегда оказывается выше соображений воспитания вкуса, культуры и понимания своеобразия нашего города.

      Есть и другая, нисколько не меньшая опасность: подчинение всех садов и парков надуманной и усиленно пропагандируемой программе псевдоэтнографических ярмарочных гуляний. Потому что таких в московских садах просто не было. Не такую форму носили и народные гулянья под Новинским и у Новодевичьего монастыря. Стоит перелистать хотя бы дневники Льва Толстого.

      Петровский дворец. Литография Э. Остейна. 1850-е гг.

      А воспоминания о московских садах… В 1901 году студенты Петровской сельскохозяйственной академии увидели ехавших