Избранное. Алексей Михайлович Ремизов

той России, которая обратилась теперь в ничто, а могла бы быть всем.

      Хочу неволи вместо свободы, хочу рабства вместо братства, хочу уз вместо насилия.

      Опостылела бездельность людская, похвальба, залетное пустое слово.

      Скорбь моя беспредельная.

      Нет веры в России, нет больше Церкви, это ли Церковь, где восхваляют временное?

      И время пропало, нет его, кончилось время.

      Не гибель страшна, но нельзя умереть человеку во имя себя самого. Ибо не за что больше умирать – все погибло.

      И из бездны подымается ангел зла – серебряная пятигранная звезда над головой его с семью лучами, и страшен он.

      – Погибни во имя мое!

      И нет спасения свыше.

      Злость моя лютая.

      И тянется замкнутая слепая душа, немыми руками тянется в беспредельность – —

      И не проклинаю я никого, потому что знаю час, знаю предел, знаю исполнение сроков судьбы.

      Ничто не избежит гибели.

      О, если бы избежать ее!

      Каждый сам в одиночку несет бремя проклятия своего – души своей закрытую чашу, боясь расплескать ее.

      Тьма вверху и внизу.

      И свилось небо, как свиток.

      И нету Бога.

      Скрылся Он в свитке со звездами и с солнцем и луною.

      Примечания

      1

      Название «Серебряный век», введенное, прежде всего, русскими эмигрантами – поэтом Н. Оцупом в статье «Серебряный век русской поэзии» (1933), поэтом и искусствоведом С. Маковским в книге «На Парнасе Серебряного века» (1962), не просто удачно, но счастливо, с привкусом тревожной ностальгии заменяет ныне скучное школьное определение – «предреволюционная» или «предоктябрьская» литература.

      2

      Кодрянская Н. Алексей Ремизов. Париж, 1959. С. 118.

      3

      Григорьев А. Воспоминания и письма. Пг., 1917. С. 18.

      4

      Серафима Павловна Довгелло (1876–1943), происходившая из рода украинского гетмана Самойловича и литовских князей Задор-Довгелло, была человеком необычайно ярким – и как ученый (в Париже она стала преподавателем палеографии в школе восточных языков), и как друг, советчик, «приучавший» Ремизова, ничего не навязывая, смотреть на мир отчасти ее глазами. Зинаида Гиппиус, мало кого любившая, «безумная гордячка», по определению А. Блока, относилась к ней восторженно и даже посвятила ей глубоко искренние строки:

      То бурная, властно-мятежная —

      То тише вечернего дня;

      Заря огневая и нежная

      На небе взошла для меня.

      ………………………………………….

      Пусть люди, судя нас