Жизнь и приключения Андрея Болотова. Описанные самим им для своих потомков. Андрей Болотов

и произвесть через то во всех обстоятельствах моих великую и весьма важную перемену.

      Лета родителя моего были хотя весьма еще немногочисленны, но болезнь, чувствуемая им за несколько уже лет до того в ногах, а потом и во всем теле, свела его в гроб и лишила его той жизни, которая для меня весьма еще была нужна и надобна, ибо я был сущий еще ребенок. Недели за две до кончины болезнь его так усилилась, что все старания полкового нашего и искусного лекаря не могли подать ему ни малейшего облегчения, но он, напротив того, со всяким днем приходил в вящую слабость. Тогда не только все окружающие его, но и сам родитель мой предвидел, что конец его жизни приближается. Он требовал сам, чтоб приготовили его к кончине по долгу христианскому; итак, исповедали его и приобщили святых тайн, а потом особоровали елеем.

      При производстве сих церковных обрядов сердце мое поражено было наивеличайшею тоскою. Вместо прежних удовольствий текли из глаз моих слезы; меня хотя старались все утешать и льстили надеждою, что авось-либо родителю моему полегчает и он от болезни своей освободится, но изображающаяся на лицах у всех печаль и господствующее во всем доме уныние и печальное молчание не то мне предвозвещало. Я ходил повеся голову и утирал только текущие из глаз слезы.

      Поелику родитель мой был до самого конца своей жизни в совершенной памяти и рассудке, то и не упустил он сделать все, что должно. Он написал духовную и поручил попечение обо мне и о моей матери наилучшему своему другу, Ивану Михайловичу Дурнову, одному соседственному по деревням нашим дворянину; но сия духовная осталась потом без всякого действия. Потом распрощался он со всеми нами и домашними; все домашние обмывали руки его своими слезами и наполняли воздух своими рыданиями. Что касается до прощания со мной, то было наитрогательнейшее и для меня наипечальнейшее.

      Он подозвал меня к себе и, собрав последние свои силы, обняв меня залился слезами, и прерывающим голосом, сколько помню, говорил следующие слова: «Смерть моя, мой друг, приближается, – вижу я сам уже, что мне умереть…. Небу не угодно было, чтоб дни мои до того времени продлились, чтоб мог я иметь удовольствие видеть тебя в совершенном возрасте…. Я оставляю тебя ребенком и сиротою….» Слезы покатились у него при сем слове и тяжкий вздох излетел на небо. – «Но что делать», продолжал он держав меня за руку стоящего почти вне себя, «угодно так всемогущему Богу. Его святая воля и буди! Он будет тебе вместо меня отцом. Я поручаю тебя Его покровительству и не сомневаюсь, что Он милостию своею тебя не оставит…. Но слушай, мои друг, и не позабывай никогда последнего приказания отца твоего…. Помни, что он приказывал тебе сие при последнем своем издыхании…. Старайся во всю жизнь твою и всего паче бояться, любить и почитать сего всемогущего Бога и Творца нашего, и во всем на него полагаться. Никогда ты в том не раскаешься, он во всех нуждах будет твоим покровителем и помощником. Будь к нему прибежен с самых теперешних твоих лет, и всегда возлагай надежду и упование