Непобежденные. Кровавое лето 1941 года. Валерий Киселев

в «своей» батарее бывал часто, гордился, что она так и осталась лучшей в полку, и вот – начинается экзамен, как она себя покажет в настоящем бою.

      Житковский подбежал к лейтенанту Сахарову:

      – Я буду у третьего и четвертого орудий, а ты переходи к первым двум.

      Как начальник штаба дивизиона, по уставу он должен был находиться на НП, и эта мысль в первые минуты боя не давала ему покоя – что с самого начала они воюют не так, как полагается по уставам. Но обстановка складывалась так, что ему важнее было быть сейчас именно на батарее.

      Все орудия вели беглый огонь по приближающимся танкам, но попаданий не было.

      – Ребята! Не волноваться, действовать, как на полигоне, наводите не торопясь! – подбадривал Житковский расчет третьего орудия.

      – Вроде задымил один! – оторвался наводчик от панорамы орудия.

      – Горит! Горит! – закричал замковый.

      – Ну, теперь дело пойдет, – повеселел Житковский.

      Сзади, метрах в десяти, встал огромный столб разрыва, потом еще один, очень близко слева.

      Старший лейтенант Житковский корректировал огонь двух орудий еще минут десять, которые показались ему часом – такое было напряжение. Он даже не сразу понял, что танки отползают, выходят из боя. Только когда танки отошли за бугор, в рожь, он дал команду прекратить огонь.

      Перед позициями батареи стояли пять танков. Один горел густо и смрадно, остальные дымили еле заметно.

      Михаил Житковский, ощущая в теле усталость, какой он не знал даже после самых тяжелых учений, пошел к орудиям лейтенанта Сахарова.

      Первое орудие было искорежено совершенно, и, судя по небольшому количеству гильз, в самом начале боя. У орудий лежали двое убитых из расчета. Житковский узнал обоих и невольно содрогнулся: это были его старые бойцы – Лазарев, наводчик, и Истомин, замковый. «Столько учились, и в первом же бою…» – с горечью подумал Житковский.

      Недалеко от огневой, в ровике, фельдшер перевязывал плечо голому по пояс бойцу.

      – Много раненых на батарее, Дурманенко? – спросил Житковский.

      – У этих орудий семь человек, товарищ старший лейтенант. Трое очень тяжело, – ответил фельдшер и добавил дрогнувшим и тихим голосом: – Лейтенанта Сахарова убило.

      – Как – убило? – оторопел Житковский.

      Ему не хотелось верить, что убитые на батарее будут в первые же часы войны и что погибнет именно Сахаров, этот невозмутимый здоровяк, в котором силы было столько, что, казалось, хватит не на одну войну.

      На огневой второго орудия, у зарядных ящиков, лежали трое, прикрытые плащ-палатками. В одном из них по белым, как лен, волосам Житковский узнал Сахарова.

      – Как все получилось-то, – начал торопливо рассказывать лейтенант Василий Свиридов, командир штабной батареи полка. – Первый танк он подбил, этот вот, смотри, – показал он на груду металла метрах в двухстах от них, – а второй – прямое попадание снаряда в орудие, весь расчет побило, а он тут рядом лежал, немец из танка вылез, начали перестрели�