Другой мир за углом (сборник). Александр Шорин

Как же ты определяешь время?

      – Как все – по солнцу, они нужны не для этого.

      – А для чего же?

      – Как память. Некоторые – память о глупости, другие – о дружбе, третьи – о любви.

      – Как интересно! Хочешь мои тоже?

      Она протягивает руку, на которой отливает платиной изящный браслет с миниатюрным циферблатом.

      Я невольно беру её за запястье и разглядываю эти часы. Она улыбается немного смущённо:

      – Я их ни разу не снимала. Не получается, может быть, ты снимешь?

      – А нужно?

      – Я как тебя увидела, сразу поняла – нужно тебе их подарить.

      – Хорошо, но я в ответ подарю тебе свои.

      Я аккуратно расстегиваю браслет. Он подается тяжело: видимо действительно ни разу не снимался с тех пор, как был защелкнут на запястье. Наконец они, поблёскивая, падают мне в ладонь. И тут я понимаю, что вся эта гора часов у меня в руке не подходит для ответного подарка, а моих среди них нет, они остались где-то там, в траве, у заброшенного дома. Какая невосполнимая оплошность!

      Я целую руку с отпечатком браслета и шепчу:

      – Скоро вернусь!

      Бегу дальше, и часы в руке, тяжелея с каждым шагом, сейчас напоминают мне маски, которые мы на себя надеваем: за их слоем погребено где-то на дне наше настоящее лицо. Я счастливее других, потому что хотя бы знаю, где его искать. И ещё я знаю, что нужно делать с найденными часами: их нужно раскидать снова там, в траве – может быть, они прорастут и станут чьим-то временем, может быть, и нет – это не важно, важно, что их место там, а не где-то ещё.

      Я ищу выход на улицу, но вместо него попадаю в другой ресторан – там со специальных столиков кормят собак и на меня смотрят с удивлением. Пол там почему-то тоже очень скользкий – может быть от экскрементов, я пытаюсь развернуться, но ноги разъезжаются в стороны. С трудом, широко расставив ноги, я поворачиваюсь к двери, чтобы выйти, но в это время откуда-то из углов появляются двое светловолосых, хватают меня подмышки и уверенно тащат куда-то спиной вперед. В конце зала я чувствую в затылке боль от удара и перестаю что-либо видеть.

      Стен комнаты не видно – только пятно красного ковра, на котором я сижу. Двое по-прежнему поддерживают меня с боков, но на этот раз они смотрят в ту же сторону, что и я: там стоят всё те же светловолосые, тоже двое. Стоят и очень стильно улыбаются – будто их снимают в рекламном ролике. Где-то посередине, между мной и ими, лежит золотой грудой целая куча часов, и в этом освещении они кажутся сокровищем, хотя это не так.

      Я пытаюсь что-то сказать, но губы разжимаются с огромным трудом, а язык кажется таким огромным, что кажется – сейчас вывалится изо рта.

      Один из улыбающихся поднимает руку, и тут я замечаю, что ковёр имеет форму пентаграммы. И вижу я его почему-то сверху. И вижу себя, который каким-то образом дотягивается правой рукой до груди и с удивлением вытаскивает из неё пучок из пяти стрел, словно связанных воедино, стрел таких маленьких, что они напоминают швейные иглы.

      Только тут я чувствую