Меч Вайу. Виталий Гладкий

стены и этот ров выдержать натиск сармат?

      До режущей боли в глазах вглядывался Марсагет в степь, высматривая сына. Легкий ветерок катал по степи тугие ковыльные волны, в безоблачном небе тоскливо кричали чайки…

      – Эй, Марсагет!

      Вождь с недовольным видом обернулся на оклик. У подножия вала, положив тяжелую мускулистую руку на круп коня, стоял кривоногий коренастый воин. Его квадратное бородатое лицо с кривым носом было исполосовано шрамами, за что и прозвали его в дружине Меченым; он был побратимом Марсагета и одним из его военачальников.

      – Что случилось? – спросил вождь.

      – Пришел купеческий караван.

      Марсагет спустился вниз.

      – Откуда? – спросил он.

      – Из Ольвии.

      – Хорошо… Что привезли?

      – Пока не знаю. Завтра торг.

      – Пусть проследят, чтобы купцам ни в чем не было обиды. – Помолчал и уже тише, усталым и бесцветным голосом добавил: – Абарис… пропал.

      – Как пропал? – встревожился Меченый – Абарис был его любимцем и воспитанником.

      – Два дня назад уехал куда-то, наверное, на охоту, и до сих пор не возвратился.

      – Один, без воинов?

      – Один.

      – Как же ты его отпустил? Забыл про сармат?

      – Ты разве не знаешь Абариса? Разве не ты учил его быть настоящим мужчиной, воином? Смелый и своенравный.

      – Да, но…

      – Не отпускал я его. Только сегодня узнал об этом.

      – Куда он уехал?

      – Конюший не знает, а у ночной стражи еще не спрашивал.

      – С твоего позволения, вождь, возьму дружинников и поищу Абариса у Борисфена: я знаю, где его любимые охотничьи угодья. А заодно и стражу порасспрошу.

      – Поезжай.

      Давно затих топот коня Меченого, а Марсагет еще долго стоял, бездумно уставившись ему вслед. Затем сокрушенно покачал головой и тихо посвистел, подзывая коня.

      Жеребец, щипавший скудные остатки выгоревшей травы, заржал и, подбежав на зов хозяина, ткнулся бархатистыми ноздрями в лицо. Марсагет вскочил в седло и шагом поехал обратно.

      Возле коновязи бросил поводья конюшему, приказал:

      – Напоить…

      И медленно побрел в дом.

      Слуги заждались повелителя: завтрак уже подогревали несколько раз – вождь любил все горячее. Взял из рук виночерпия серебряный ритон[19] в виде бычьей головы, доверху наполненный оксюгалой[20], и, не отрываясь, выпил до дна. Отшвырнул его в сторону, не присаживаясь на заботливо пододвинутую кошму, взял пшеничную лепешку, пожевал. К мясу не притронулся, знаком приказал убрать. Побродил по комнатам, бесцельно тыкаясь из угла в угол.

      В одной из комнат ему попался на глаза старинный акинак, дедово наследство; он висел рядом с панцирем и боевым щитом. Сам царь Атей подарил этот акинак своему побратиму, деду Марсагета, в дни

19

Ритон – древний сосуд в виде рога с небольшим отверстием в нижнем узком конце.

20

Оксюгала – хмельное питье из перебродившего кобыльего молока.