Величайшие речи русской истории. От Петра Первого до Владимира Путина. Отсутствует

Затем, я не вижу, что же еще нам остается выслушивать относительно этого предмета.

      Мышкин. Имеет ли подсудимый право говорить о причинах преступления?

      Первоприс[утствующий]. Можете.

      Мышкин. Причины того преступления, в котором я обвиняюсь, есть народное движение, бывшее в последнее время. Следовательно, мне необходимо констатировать факт, что движение существует и что наше движение есть только отголосок на более сильное движение в народной среде…

      Первоприс[утствующий]. Эти ваши объяснения не могут служить для суда каким-либо доказательством или таким фактом, который он должен был бы принимать за несомненный вывод из того, что вы говорите. Следовательно, если вы желаете говорить, то говорите так, чтобы ваша речь не имела в настоящее время уже характер защитительной речи, потому что в настоящее время мы до этого еще не дошли. Поэтому, если желаете объяснить, то говорите так, чтобы суд мог себе уяснить, признаете ли вы себя виновным в преступлении, в котором обвиняетесь, то, что вас к этому побудило, не касаясь тех фактов, которые ни в каком случае не могут подлежать здесь обсуждению.

      Мышкин. Если я говорю, что меня побудило невыносимо тяжелое положение народа, то могу ли я сказать об этом положении?

      Первоприс[утствующий]. Совершенно излишне. Вы сослались на тяжелое положение народа, и достаточно. Продолжайте дальше.

      Мышкин. Я, конечно, имею право доказывать. Разумеется, суд может относиться к моим доказательствам как ему угодно. Он может признать мои взгляды ошибочными, но они, во всяком случае, не могут повредить никому, кроме, как мне самому; если же в моем взгляде есть слова правды, то нет основания зажимать мне рот…

      Первоприс[утствующий]. Никто вам не зажимает. По закону я обязан допускать доказательства только те, которые могут относиться к данному предмету. Поэтому я не могу вам дозволить говорить о таких фактах, которые не могут подлежать нашему обсуждению. Затем, я не препятствую вам продолжать речь, ограничиваясь теми выводами, которые из высказанных вами положений вы признаете нужным высказать суду.

      Мышкин. Я хотел указать на один очень серьезный факт. Так как я обвиняюсь коллективно, то хотел бы указать [на то], что мы видим в настоящем деле: что девушка, желавшая читать революционные лекции крестьянам; юноша, давший революционную книжку какому-нибудь мальчику; несколько молодых людей, рассуждавших о причинах народных страданий, рассуждавших, что не худо было бы устроить даже, быть может, народное восстание, – все эти лица сидят на скамье подсудимых, как тяжкие преступники, а в то же время в народе было сильное движение, которое смирялось помощью штыков; а между тем эти лица, эти бунтовщики, которые были усмирены военною силою, вовсе не были привлечены на скамью подсудимых, как будто бы говорить о бунте, рассуждать о его возможности считается более преступным, нежели самый бунт. Это может показаться абсурдом, но абсурд этот понятен: представители силы народной могли бы сказать на суде нечто более полновесное, более неприятное