Далеко от неба. Александр Косенков

начинать надо. Не вовремя батюшка приехал, ну да что теперь.

      – Ты же срок на осень считал. Случилось чего?

      – Еще не случилось, но может. Очень даже может. А ты давай сейчас к себе беги. Беги, беги. Василий вернулся.

      Аграфена Иннокентьевна охнула, приложила руку ко рту, как-то жалко, неверяще посмотрела на Зарубина: – Правда, что ль?

      – Правда, правда, своими глазами видел.

      Аграфена Иннокентьевна с неожиданной легкостью сорвалась с места…

* * *

      Она торопливо шла по узкому деревянному тротуару, иногда даже пробегала несколько шагов и чувствовала, что чуть ли не каждый, кто попадался навстречу, останавливался и смотрел ей вслед. Взгляды были любопытные, неприязненные, иногда злые, иногда сочувственные. Но Аграфене Иннокентьевне почему-то они все казались испуганными, и она, с неожиданным для себя ожесточением, шептала: – Теперь посмотрим, как оно все обернется… Теперь все разберем…

      – Слышь, Аграфена, – окликнул её от магазина старик Шабалин. – Поди-ка сюда!

      – Чего надо? – так и вздернулась она вся, с ненавистью глядя на тонкие синюшные губы бывшего властителя этих мест.

      – Твой интерес, потом, смотри, не пожалей.

      Аграфена Иннокентьевна нехотя сделала несколько шагов к кучке мужиков, как всегда, окружавших высокую худую фигуру хозяина.

      – Пенсию который месяц не везут. Чем Василия встречать будешь? Какая радость на пустое брюхо и сухую глотку? Так?

      – Моя забота, – огрызнулась Аграфена Иннокентьевна.

      – Понятное дело, твоя. Только мы не по нынешним, а по прежним нашим законам проживать должны. Как тогда провозглашали? – Человек человеку кто?

      – Друг и товарищ, – услужливо подхватил Шевчук.

      – Во. Правильные лозунги были. Мне, старику, деньги девать особо некуда. Сама знаешь – живу тихо, незаметно. – Он протянул Аграфене Иннокентьевне деньги. – Держи. Разбогатеешь – вернешь, не сможешь – поминать не буду. Держи, держи!

      Аграфена Иннокентьевна руки навстречу не протянула, шага вперед не сделала. Рискнула глянуть в мертвые глаза Шабалина.

      – Чего это ты раздобрел? То в упор не видишь, то последнее отдаешь.

      – Интерес имею, – не смутился тот. – Кто раз одолжится, глядишь, во второй раз заглянет. А мне, старику, добрый гость в радость. Я ведь тебя не в первый раз выручаю. Не забыла еще?

      – На том свете помнить буду.

      – На том – ни к чему, а на этом – в самый раз.

      – Боишься, что ль, чего?

      – Чего нам с тобой бояться? Не сегодня-завтра из списков вычеркнут.

      – С каких таких списков?

      – Жильцов. Которые последние денечки на этом свете доживают.

      – Не нужны нам твои деньги.

      – Тебе не нужны, а Василию, пока оглядится да поймет, что к чему, еще как понадобятся. Не ждала, что срока не досидит? Или знала?

      Иннокентьевна догадалась, что это и был тот вопрос, который вывел Шабалина ей навстречу, и еще больше насторожилась.

      Их разговор привлек