Трон любви. Сулейман Великолепный. Наталья Павлищева

человеку плохое слово не пристанет. К тому же я оповещу, что ты делаешь это с моего разрешения. Инш Аллах!

      – А как найти эту принцессу, ее не прячут, как маленького шаха?

      – Нет, принцесса им не опасна.

      – Сколько ей лет?

      – Четырнадцать-пятнадцать, не больше.

      Отпуская Хуррем к себе в комнату, султан вдруг посоветовал, лукаво глядя на нее:

      – И не жги бумаги, не заглянув в них.

      Хуррем, возбужденная данным поручением, не сразу обратила внимание на эти слова. Сообразила уже у своей двери, встала столбом, даже губу закусив, чтобы не выдать посетившую мысль. Гюль осторожно поинтересовалась:

      – Что, госпожа?

      К себе Хуррем вошла молча, только убедившись, что дверь закрыта, зашептала:

      – Почему кизляр-ага так медлил, не приказывая схватить служанку? Почему Повелитель не наказал евнуха за промедление? Кизляр-ага знал, что она скажет и покажет, но не только не остановил сам, он не боялся, что остановит падишах!

      – И… что?

      Хуррем только загадочно улыбнулась…

      – Повелитель не сердился на вас, госпожа?

      – Нет, напротив, он поручил мне начать переписку с сестрой шаха Тахмаспа, придумать повод для первого письма и написать его.

      Только твердое знание правил поведения не позволило Гюль плюхнуться на подушки от изумления. Она слишком хорошо знала, что сесть, когда стоит госпожа, категорически запрещено.

      – Зейнаб, ты слышала? Я буду переписываться с сестрой шаха, как Нур-Султан, – окликнула советчицу Хасеки Султан.

      Старуха покачала головой, но глаза ее довольно блестели:

      – Добилась своего?

      – Пока еще нет, но обязательно добьюсь.

      Вот в этом ни Гюль, ни Зейнаб не сомневались…

      Поздно вечером в спальне Хуррем, прижимаясь к груди Сулеймана, вдруг тихо спросила:

      – Как вы заметили, что я подменила лист?

      – По чернильному пятнышку. Но я не думал, что подменила ты.

      – А что вы написали на том листе, который я сожгла?

      Султан тихонько рассмеялся:

      – Догадалась? Там были стихи о любви.

      – Прочтите?

      – Если вспомню.

      – Значит, сочините новые… У вас получается куда лучше, чем у Хосрова Дехлеви…

      – Ах ты, лиса!

      Вот этого не понимал никто! Женщина на султанских малиновых матрасах и зеленых шелковых простынях нужна для услады плоти, а не бесед в ночи. В том, что услада была, сомневаться не приходилось, результаты бурных ночей появлялись на свет каждый год, а в один год даже дважды… Зачем еще и вести беседы по полночи?

      Вывод был единодушным: виновата околдовавшая Повелителя Хуррем. Только ведьма могла заставить такого мужчину так потерять голову.

      В тот вечер в спальне долго звучали стихи, не все они были Мухибби, то есть самого султана Сулеймана, он прекрасно знал поэзию и хорошо читал, вкладывая в написанные другими слова собственную душу. Хуррем млела.

      Это ли не счастье – рядом любимый мужчина, в комнате спали дети, рожденные от