Сопромат. Андрей Дятлов

и стеснительная улыбка в таких же редких шумных компаниях и тяга выпить больше, чем полагалось, ну, что еще? Его отстраненность от церковных обрядов, которыми все больше и больше увлекалась мать? Да, за два дня до смерти он скептически и даже как-то виновато посматривал на молодого попа, проводившего обряд соборования. Неужели для тебя мало того, что люди вокруг отзывались о нем не иначе как «хороший мужик». Что там в заповедях – не убей, не укради, не прелюбодействуй… Он пытался вспомнить еще семь, но так и не смог, попытки честно как на экзамене собраться и дать полный ответ заглушал отчаянный вопрос – как же так? Он с силой пнул по сиденью качелей и ржавые гнутые железяки ответили издевательским скрипом – вот-так, вот-так, вот-так…

      И опять тишина. Казалось, он слышал, как подтаивает снег. Он не заметил, как допил коньяк, который нисколько не подействовал – только в горле как будто застряла теплая вата. Долго стоял, глядя в небо и перебирая в голове глупую фразу – он умер, а я жив.

      По щекам текли слезы.

      На черном небе не было никаких знамений, земля не дрожала, все так же уныло светил фонарь.

      Через полгода умерла мать, которая все это время только тем и занималась, что готовилась к смерти – деньги, гроб, ремонт в доме, чтобы на ее похоронах ему не было стыдно перед людьми; телевизор, сжирающий тревожное время перед сном. Когда Ольга настойчиво просила позвонить матери, он через силу – а теперь ложечку за маму – набирал ее номер и на все ее вопросы отвечал: все хорошо, нормально, нормально, все по-старому. Она же принималась перечислять, кто еще в поселке умер. В эти полгода он совсем потерял хоть какие-то чувства к месту, где прошло его детство. Теперь уже он представлял поселок как проклятое место, где пачками мрут от рака, пьянства и усталости жить.

      Дом, отделанный по примерам из телепередач о ремонте – похоже, только дизайнерский выпендреж как единственное реальное чудо преображения трогал мать в последние дни – сдали в аренду каким-то дальним родственникам, которые клялись и божились каждый месяц перечислять пару тысяч, да так и спустили все на тормозах. Однажды только, в конце осени у них в доме появился сумрачный чеченец, не по холодам одетый в старый серый пиджак и растянутые спортивные штаны. От него пахло силосом и солидолом. Он рассказал, что родственники те крупно задолжали ему, что-то около двадцати тысяч долларов, долг отдать не смогли, и он занял их дом. Что он хочет все по-честному, поэтому приехал оформить дом на себя, иначе «они жить не будут». И чтобы совсем по-честному, он отдает настоящим хозяевам лишние, по его справедливым расчетам, две тысячи долларов. Умрихин тогда только подмигнул испуганной Ольге – ну что, поможем бедным родственникам? С тех пор поселок превратился для него в крохотную точку на карте, далеким воспоминанием, не вызывавшим никаких эмоций.

      А жарким, вытягивающим из кожи последние остатки влаги летом он вдруг по-настоящему испугался. Смерти отца и матери,