Аферист и карьерист. Яна Вовк

мой хороший Жорж! Вы так насторожились, будто почувствовали, что вас подводят к капкану, – она усмехнулась. – Я от всей души желаю вам влюбиться. Уверена, ваш выбор меня не разочарует.

      – Вы имеете в виду себя?

      Тон, каким он это спросил, мог бы обидеть, но Ирен не была склонна обижаться, тем более на Георгия.

      – Благо дело, я сама всегда выбираю, – сказала она, не оставаясь в долгу.

      – Надеюсь, было хотя бы одно исключение.

      – Хм, Жорж, вы так и не постигли наши женские хитрости.

      – Возможно лишь потому, что их нельзя постичь.

      В комнату вошла Софи. В её руках была большая толстая папка, а в глазах – огромная радость. Ирен с грустью подумала о том, что хоть один человечек в этом доме по-настоящему счастлив.

      – Здесь все мои рисунки, – сияя, сообщила девочка гостье. – Я подумала, что лучше показать вам не только новые. Вы хотите взглянуть на них, мадам? – и обратилась к отцу: – Папочка, я очень старалась.

      Артемьев усадил дочь между собой и гостьей; он не мог не признаться себе, что приход Софи был как нельзя кстати… Ирен без признаков досады или нетерпения открыла папку с рисунками. Она была единственной женщиной, остававшейся на протяжении нескольких лет приятной компаньонкой, присутствие которой его не утомляло. Умная, прямолинейная, она почти всегда была в хорошем настроении, относилась к большинству вопросов философски, и старалась избегать сырых моментов. Сегодняшнее состояние Ирен было исключением – она то и дело подавляла вздохи и прятала взгляд, в котором проскальзывала непослушная грусть, в её голове кружили странные мысли, и то и дело вырывались наружу, как птицы из клетки с поломанной дверцей. О причине её настроения Артемьев, конечно, догадывался, но разговоры подобного рода были ему не по душе. Вовремя появившаяся Софи его просто выручила.

      – Смотрите, мадам, это я нарисовала наш дом, – поясняла девочка одну из своих работ. – Тут немного кривовата стена, но папа сказал, что художники в своих картинах по-разному рисуют то, что видят.

      – Ах, моя прелесть, правильно папа сказал. Рисуйте всё, что вы видите, всё, что ощущаете, – и баронесса достала другой рисунок из папки. – А это кто?

      – Разве вы не узнали, мадам? Это же папа! – Софи ещё раз взглянула на портрет отца, чтобы оценить достоверность. – Видите, его новый мундир, эполеты с вензелями.

      – Дитя моё, в вашем возрасте я не знала, что такое эполеты с вензелями. Сразу видно, что вы дочь своего отца, – баронесса была абсолютно серьёзна. – Князь, вы должны гордиться такой дочерью.

      Артемьев приложился губами к виску счастливой девочки, Ирен уже смотрела другие рисунки. Она могла бы стать неплохой мачехой, может быть, даже хорошей…

      – А это тоже папа?

      – Нет, это же государь наш император, – девочка держала лист вертикально в вытянутой руке. – Царь выше моего папы, и у его величества другой мундир. Лента, видите, какая? И звезда. Это орден… я сама видела. А вы, мадам, видели?

      – Какая вы внимательная, Софи. Всё подмечаете. Это очень хорошо.

      Ирен