Страшный дар. Екатерина Коути

их голоса.

      Нет, ничего не осталось. Только работа.

      К счастью, со служением Богу работа приходского священника связана лишь косвенно. Всего лишь череда обязанностей. Следить за тем, чтобы стены в церкви белили вовремя. Неукоснительно соблюдать обряды. Содержать пасторат в идеальном порядке. Не отлынивать от сборов десятины, как бы это ни возмущало прихожан. В конце концов, священник требует десятину не столько для себя, сколько для своего преемника, которому рано или поздно передаст приход. А кому нужен приход, где все погрязли в долгах?

      Только работа. Должна ли она приносить удовольствие? Нет, как и любой другой труд, поскольку с самого начала он ниспослан человеку в наказание.

      Но дальше лгать себе не имело смысла – мистер Линден упивался воспитанием племянницы.

      Это было противоестественно.

      Уж не относится ли он к числу тех мужчин, которых французы именуют sadique? Он всегда замечал за собой некоторую жестокость, но направить ее на женщину – прежде он о таком и подумать не мог!

      Или это тоже часть его… природы? Опять вылезло что-то новенькое?

      Сколько раз он молил Господа, чтобы тот опустошил его и вдохнул новую суть. Сделал таким, как все. И он готов был поклясться, что получилось! Сколько лет он брел по дороге праведности, заросшей терниями, и не помышлял о той, другой…

      Вот и сейчас преподобный Джеймс Линден испытал неодолимое желание открыть молитвенник.

      Уже в дверях пастор бросил взгляд на камин и нахмурился: кажется, он недвусмысленно велел убрать оттуда все художества мисс Агнесс, все бантики-рюшечки-фиалки. С какой же стати там торчит цветок… Но, присмотревшись, мистер Линден обреченно вздохнул. Даже тернии лучше, чем это.

      Алая наперстянка.

      Она проросла сквозь трещину в каминной плите.

      5

      До места назначения Агнесс добиралась дольше, чем рассчитывала. «Да борозды с четыре будет», – сказала миссис Крэгмор. Но Агнесс видела борозду только на грядке с клубникой и весьма смутно представляла ее истинную протяженность. Оказалось, четыре борозды – это около полумили. Агнесс несла тяжелую корзину то в правой руке, то в левой, и под конец пути чувствовала, что руки еще держатся на месте лишь благодаря рукавам.

      Деревня встретила Агнесс оглушительным скрежетом – точили косы для грядущего сенокоса и огромные ножницы для стрижки овец, – и если бы не уроки вокала, Агнесс вряд ли смогла бы перекричать эту какофонию и выяснить наконец, где же ей искать мистера Хэмиша. Он проживал почти на берегу речушки, в одном из тех приземистых коттеджей, где под одной крышей приютились жилые помещения и амбар и где с сеном обращаются куда почтительнее, чем с людьми. По крайней мере, такой вывод сделала Агнесс, когда рыжая девица в выцветшем голубоватом платье привела ее в общую комнату, такую тесную, что она едва ли была больше спальни Агнесс. А от запаха горелого навоза, которым тут топили, Агнесс едва не стошнило.

      Прислонившись к столбу у открытого очага, дремал заплывший