Вдали от обезумевшей толпы. Томас Гарди

была очень переимчива по натуре, но далеко не такая бойкая, как Батшеба, иногда она даже обнаруживала некоторую степенность, может быть, в какой-то мере и свойственную ей, но более чем наполовину усвоенную для приличия, из чувства долга.

      В полуоткрытую дверь слышно было, как скребут пол, и время от времени в поле зрения появлялась поденщица Мэриен Мони с круглой, как диск, физиономией, сморщенной не столько от возраста, сколько от усердного недоуменного разглядывания разных отдаленных предметов. Стоило только вспомнить о ней, и невольно хотелось улыбнуться, а когда вы пытались ее изобразить, вы представляли себе румяное печеное яблоко.

      – Перестаньте-ка на минуту скрести, – сказала Батшеба через дверь. – Мне что-то послышалось.

      Мэриен застыла со щеткой в руках.

      Теперь уже совершенно ясно слышен был конский топот, приближающийся к дому со стороны фасада; топот замедлился, по стуку подков слышно было, как кто-то въехал в ворота и – это уже было совсем ни на что не похоже – прямо по замшелой дорожке подъехал к самому крыльцу. В дверь постучали кончиком хлыста или палкой.

      – Какая наглость! – громким шепотом сказала Лидди. – Подъехать на лошади к самому крыльцу! Что, он не мог остановиться у ворот? Господи боже, да это какой-то джентльмен. Я вижу край его шляпы.

      – Помолчи! – сказала Батшеба.

      Лидди продолжала выражать явное беспокойство, но уже не устно, а всем своим видом.

      – Почему миссис Когген не идет открыть? – продолжала Батшеба.

      – Тра-та-та! – забарабанили настойчиво в дубовую входную дверь.

      – Мэриен! Подите вы! – умоляюще сказала Батшеба, взволнованная предчувствием всяких романтических возможностей.

      – О, мэм! Вы только посмотрите на меня!

      Батшеба скользнула взглядом по Мэриен и ничего не ответила.

      – Лидди, пойди открой, – сказала она.

      Лидди вскинула высоко вверх перепачканные выше локтей руки, все в пыли от хлама, который они разбирали, и умоляюще посмотрела на хозяйку.

      – Ну вот, миссис Когген пошла! – промолвила Батшеба, и, так как она уже несколько секунд сидела, затаив дыхание, вздох облегчения вырвался из ее стесненной груди.

      Дверь отворили, и чей-то низкий голос спросил:

      – Мисс Эвердин дома?

      – Сейчас узнаю, сэр, – ответила миссис Когген и через минуту появилась в комнате. – Ну надо же, как назло, всегда со мной так получается, – сказала, входя, миссис Когген, очень здоровая на вид особа, у которой тембр голоса менялся в зависимости от характера речи и переживаемых ощущений. Миссис Когген умела месить оладьи и орудовать шваброй с чисто математической точностью – она вошла, потрясая руками, облепленными тестом и свалявшейся в клейстер мукой. – Только я начну взбивать пудинг и руки у меня по локти в муке, вот тут,