.

и полагал, что тот, кто совершает ее в простоте и смирении сердца, находится вне духовной опасности. Главное – не делать из нее духовного «упражнения» для приобретения тех или иных благодатных даров, а искать в ней, прежде всего, сокрушенного и покаянного начала. Именно в этом – прямой и непосредственный смысл слов этой молитвы. И без нее подвижник вряд ли сможет противостоять всем козням диавольским, приобрести необходимую чистоту ума и сердца. Только посредством ее православный христианин входит в блаженное единение со Христом, и именно от нее рождается в нем вожделенный дух спасения.

      Иисусову молитву отец Николай считал первым и главным орудием в духовной жизни, данным Церковью на все времена, а для нашего времени – в особенности. Мне пришло на память, как одна моя прихожанка просила через меня у старца благословения на обучение в музыкальной школе своей семилетней дочки. Ответ батюшки поверг всех нас в изумление. «Передай ей, – сказал он, – пусть она лучше творит молитву Иисусову». Такое благословение он послал несмышленой девочке в деревню, где никто и понятия не имел о том, что это такое.

      «Творить молитву Иисусову» – этими словами, сказанными твердо и непреложно на мой вопрос, как мне кажется, старец оставил свое духовное завещание всем ревнующим о своем спасении и ищущим духовного совершенства в современном мире.

* * *

      Из всех удивительных и необычайных для нашего времени благодатных даров, которыми Господь украсил Своего верного раба – Залитского затворника и подвижника – два из них, пожалуй, наиболее удивительные. Это – его любовь и смирение.

      «Я тебя благословил, а теперь ты меня благослови», – услышал я один раз повеление от батюшки после обычного благословения, полученного на пороге его келейки. Я с немалым удивлением посмотрел на него. «Может, он меня таким способом обличает в излишней назидательности?» – промелькнуло в моем уме. С непроницаемым лицом старец стоял в дверях домика и своей неподвижностью давал мне понять, что не пустит меня за порог кельи, пока я не выполню того, что мне было сказано. Я был в полной растерянности и недоумении. Что было делать? Благословлять старца? Мне легче было бы, если бы рука моя отсохла, чем решиться на такое. Упорствовать? Значит, остаться без приглашения войти в дом и без последующей беседы. Помедлив в нерешительности, я набрался храбрости и, как человек, которому предстоит войти в ледяную воду, с поспешностью сделал рукой благословляющее движение. И только после этого мы вошли в сенцы.

      Потом я долго ломал голову над тем, что бы все это значило, пока не нашел ответ в одной святоотеческой книге. В ней было сказано: «Если услышишь, что какой-нибудь старец почитает ближнего выше себя, то знай, что он достиг уже великого совершенства, ибо в том-то и состоит совершенство, чтобы предпочитать себе ближнего». После этих слов я понял, что необычный поступок батюшки был как выражением его смирения, так и преподанием духовного урока своему чаду. Одним словом, это было своеобразное подражание