Экспедиции в Экваториальную Африку. 1875–1882. Документы и материалы. Пьер Саворньян де Бразза

точка между глазом и ухом – попав в нее, пуля становится смертельной. Примерно минуту животное стоит неподвижно, показывая мне свой лоб. Я прицеливаюсь, скользя дулом по бивням, чтобы попасть во впадину плеча, стреляю, и, пока дым не рассеивается, у меня на какой-то миг остается надежда, что пуля достигла цели, но внезапный треск ломающихся сучьев предупреждает, что слон идет на нас. Мне не удается сразу отпрыгнуть в сторону, и вот я весь обрызган кровью убегающего зверя. Но красные пятна четко обозначают его путь. Я преследую беглеца с двумя павинами, полный решимости не оставлять добычу, которая рано или поздно будет нашей. Спустя четверть часа мы достигаем оврага, в глубине которого течет небольшой ручей. Слон, без сомнения, там, ибо мы видим темную массу, несущуюся по воде[410]. Я стреляю, мои люди устремляются вперед, и их радостный вопль говорит, что на этот раз мой выстрел был удачным. Каково же, однако, мое удивление, когда, спустившись вниз, обнаруживаю, что моя пуля поразила хребет дикого быка[411]! Но голод больше не угрожает нам, и мы можем оставить в покое нашего слона. Конечно, Забуре хотел бы продолжать преследование, рассчитывая хорошо заработать на продаже бивней. Я отговариваю его, объясняя, что такие маленькие бивни не стоят того, чтобы за ними гнаться, и тем самым спасаю отряд от ненужной задержки. Павины разделывают быка своим способом; они съедают бо́льшую его часть с жадностью, которой может похвастаться каждый дикарь, когда речь идет о куске свежего мяса; остальное коптится, и мы трогаемся в путь с большим запасом провизии, который выручит нас в случае неудачной охоты в последующие дни.

      Ливень не прекращается, осложняя наше путешествие, к тому же один из моих лапто, Балла Туре, занозил ногу, и мы вынуждены идти не так быстро. Однако 3 июня мы достигаем <левого> берега Огове около устья Лоло, и радость встречи с этими местами заставляет нас забыть о перенесенных трудностях. Компьень и Марш остановились у Ивиндо, где им пришлось к тому же столк нуться с порогами. Здесь же река, шириной в шестьсот метров, величественно и неторопливо катит свои воды, и ни один риф не встает на пути ее спокойного и мощного течения.

      Однако вопрос о продовольствии снова серьезно тревожит нас, ибо мы обнаруживаем, что все плантации, на которые рассчитывал Забуре, вытоптаны слонами.

      Наш запас бычьего мяса истощается, состояние раненого лапто ухудшается[412]; если мы надолго задержимся, ожидая его выздоровления, то голод неминуем.

      Я решаюсь оставить здесь[413] Балла Туре с большей частью багажа, щедро обеспечиваю его пищей и спешу переправиться на другой берег <Огове>, чтобы попросить адума как можно скорее послать за больным пирогу и привезти его к нам.

      Чтобы пересечь Огове, мы садимся на плот, который оканда пренебрежительно называют «пирогой павина». Его сооружают из стволов комбо-комбо, связанных лианами. Это незаменимое плавательное средство для прибрежных жителей. Древесина комбо-комбо, даже сырая, чрезвычайно легка, тогда как другие деревья в этих местах, очень плотные и очень

410

Позже выяснится, что это была группа из четырех диких быков, обратившихся в бегство при появлении людей (Пис. VII).

411

Дикие быки долины Огове очень напоминали домашних быков и весьма отличались от обитавшего в этом регионе африканского лесного (каффрского) буйвола (Syncerus caffer nana), имевшего изогнутые рога и красновато-коричневую окраску и весившего от 265 до 565 кг.

412

В письме от 23 ноября 1876 г. де Бразза пишет о болезни не Балла Туре, а Метуфы, у которого, по его словам, началась лихорадка, сопровождавшаяся кровохарканьем (Пис. VII).

413

Согласно письму де Бразза от 23 ноября 1876 г., больного лапто (там – Метуфа) оставили одного еще до того, как отряд достиг берега Огове (Пис. VII).