Дом, в котором… Том 1. Курильщик. Мариам Петросян

что-то очень серьезное, если ребята больше не хотят тебя терпеть, – Акула продемонстрировал мне какой-то листок. – Вот здесь у меня письмо. Под ним пятнадцать подписей. Как это понимать?

      Я пожал плечами. Пусть понимает, как хочет. Не хватало еще объяснять ему про кроссовки. Это было бы просто смешно.

      – Ваша группа – образцовая группа…

      Пятнистые сосульки обвисли, прикрыв глаза.

      – Я очень люблю эту группу. И не могу отказать ребятам в просьбе, к тому же о таком они просят впервые. Что ты на это скажешь?

      Я хотел сказать, что тоже буду счастлив от них избавиться, но промолчал. Что значило мое мнение против мнения пятнадцати образцовых акульих любимцев? Вместо протестов и объяснений я незаметно рассматривал обстановку.

      Фотографии «многого достигших» оказались даже противнее, чем помнилось. Я представил среди них свою постаревшую и обрюзгшую физиономию, а на заднем плане – картины, одна кошмарнее другой. «Его называли юным Гигером, когда ему было тринадцать». Стало совсем тошно.

      – Ну? – Акула помахал у меня перед глазами растопыренной пятерней. – Ты заснул? Я спрашиваю, ты понимаешь, что я обязан принять определенные меры?

      – Да, конечно. Мне очень жаль.

      Это было единственное, что пришло в голову.

      – Мне тоже очень жаль, – проворчал Акула, захлопывая папку. – Очень жаль, что ты такой тупица и умудрился испортить отношения со всей группой одновременно. А теперь можешь катиться обратно и собирать вещи.

      У меня внутри что-то подпрыгнуло вверх и вниз, как игрушечный шарик на резинке:

      – А куда меня отправят?

      Мой испуг доставил ему массу удовольствия. Он немного понаслаждался им, перекладывая разные предметы с места на место, вдумчиво изучая ногти, закуривая…

      – А как ты думаешь? В другую группу, конечно.

      Я улыбнулся:

      – Вы шутите?

      Легче было подселить в любую группу Дома живую лошадь, чем кого-то из первой. У лошади было больше шансов прижиться. Несмотря на размеры и навоз. Мне следовало промолчать, но я не сдержался:

      – Никто меня не примет. Я же Фазан.

      Акула по-настоящему разозлился. Выплюнул сигарету и ударил кулаком по столу.

      – Хватит с меня этих фокусов! Довольно! Что это еще за Фазан? Кто выдумал всю эту чушь?

      Бумаги расползлись под его кулаком, окурок упал мимо пепельницы.

      Я так перепугался, что в ответ заорал еще громче:

      – Не знаю я, почему нас так называют! Спросите тех, кто это придумал! Думаете, легко произносить эти дурацкие клички? Думаете, кто-то объяснил мне, что они означают?

      – Не смей повышать голос в моем кабинете! – завопил он, свешиваясь ко мне через стол.

      Я мельком глянул на огнетушитель и тут же отвел глаза.

      Он держался.

      Акула проследил мой взгляд и вдруг шепнул доверительно:

      – Не свалится. Там вот такие штыри, – и он показал мне свой мерзкий палец.

      Это