Всё пришедшее после. Всеволод Георгиев

не надо. Я никому не нужен, в том числе и себе. А я есть».

      Костя заставил себя остановиться: «Ты не Кант, не Бэкон, не Шекспир, наконец! Хочешь решить эти вопросы? Одинокий путь подобен смерти. Потеряв любовь, ты стал Агасфером. Одной ее улыбки хватило бы, чтобы все твои мысли улетучились. Кант! Куда хватил! Во многой мудрости много печали!»

      Костя улыбнулся, он вспомнил Артура и его любимого Дюма. Уже все написано.

      Из главы «Диссертация Арамиса»:

      «– Подумать только! Кажется, я потерял его… – лукаво сказал молодой человек, делая вид, что ищет письмо. – Счастье еще, что мир – это склеп, что люди, а следовательно, женщины, – призраки и что любовь – чувство, о котором вы говорите: “Какая гадость”

      – Ах, д’Артаньян, д'Артаньян, – вскричал Арамис, – ты убиваешь меня!

      – Наконец-то, вот оно! – сказал д’Артаньян.

      И он вынул из кармана письмо.

      Арамис вскочил, схватил письмо, прочитал или, вернее, проглотил его; его лицо сияло».

      Костя вздохнул, провел рукой по лбу, сам себе сказал: «Ты болен, Костя. Разве поставить диагноз и вылечиться – это одно и то же? Тебя даже душевнобольным не назовешь, где твоя душа? Где-то там, с ней, и возвращаться не хочет».

      Он не чувствовал боли – болеть было нечему.

      6. Сильный с сильным лицом к лицу

      В конце зимы 1970 года Глеб опять побывал в Женеве, где помещалась штаб-квартира Всемирного Совета Церквей, а весной, 17 апреля, Костя приехал к нему на западную окраину Москвы.

      Костя не только перевел за минувший год часть стихов, что дал ему Глеб, не только написал заключение, но и сумел бегло ознакомиться со всеми документами из архива, полученного Глебом.

      Увидев этот мрамор, ты вздохнешь

      Среди полей Аркадии беспечной,

      Вдруг пораженный грустью бесконечной,

      Страницу жизни ты перевернешь.

      Здесь головы кружит хмельная кружка,

      Под лютню пляшут пастушок с пастушкой,

      И пуще прежнего веселье разгорится,

      Но ты замрешь, прохожий, над гробницей.

      Постепенно Костя из отдельных фрагментов составлял некую модель, которую он про себя называл сакральной политикой.

      Глеб только что вернулся из Переделкина, куда ездил навещать больного Патриарха, и выглядел встревоженным. Алексию шел уже 93-й год, и любая болезнь могла стать для него последней.

      – Ну, как продвигается экуменическая деятельность? – после изучения документов Костя проявлял к ней подлинный интерес.

      – Поспешай медленно, говорили древние.

      – Павел VI опять встречался с Афиногором.

      – Нам еще до этого далеко. В прошлом году я был в Риме, посещал орден доминиканцев.

      – Святую инквизицию? – Костя широко раскрыл глаза.

      – Инквизиция давно отыграла свое время.

      – Не спорю. Но ведь есть общественное мнение.

      – И вы, историки, сыграли здесь не последнюю роль.

      – Ты