Всё пришедшее после. Всеволод Георгиев

по парте стал Осиповым, хотя раньше носил красивую фамилию Гольдштейн. Ребята пару месяцев путались, но потом все позабыли старую фамилию мальчика.

      – Глеб, а ты Хрущева видел?

      – Как тебя сейчас.

      – Ну, и как он?

      – Хочет догнать и перегнать Америку.

      Артур спросил:

      – Значит, Америка впереди нас?

      – В экономическом смысле да. У нее войны, как у нас, не было.

      Артур не забыл, что, однажды проезжая Харьков, видел на здании огромные буквы: «Перегоним Айову по производству молока, масла и мяса». Айову он знал. Тогда говорили: корова из штата Айова.

      – Значит, равнение на Атлантику? – спросил Костя.

      Глеб развел руками:

      – Россия…

      – Да, умом Россию не понять.

      – Костя, давай лучше о поэзии. – Марина не любила политики. – Что там еще написал твой гений? – Она показала на листки со стихами.

      Костя встрепенулся:

      – Будьте любезны!

      И он прочел:

      Холст тридцать семь на тридцать семь,

      Такого же размера рамка,

      Мы умираем не от рака

      И не от старости совсем,

      Мы сеятели. Дождь повеет,

      В сад занесет, где лебеда,

      Где плачет ранний Левитан, —

      Русь понимают лишь евреи.

      Во двор въехала машина Глеба, и все вышли на улицу. Глеб предложил подвезти Марину с Артуром, но они отказались. Погода стояла хорошая, ветер стих, асфальт высох, и Костя пошел их провожать.

      Распрощавшись с Глебом, друзья смотрели вслед его машине. Она, ускоряясь, полетела по пустынной улице Чаплыгина, сверкнула красными огнями на повороте в Харитоньевский переулок и исчезла, как птица в темноте.

      Глеб незаметно перекрестил их, вздохнул и закрыл глаза. Губы его шевелились.

      Артур не знал, что Глеб успел потолковать с Костей об их предыдущем разговоре и что Артур оказался прав, случайно разгадав загадку.

      Костя тоже всего не знал, но начал догадываться о ключевой роли Глеба в пока еще непонятном ему русско-европейском союзе. Союз этот был основан на экуменической деятельности Папы Иоанна XXIII. Костя не мог знать, что перед смертью, получив добрые известия из Советской России, Папа Иоанн, перекрестившись трижды, прошептал по-русски «Господи, помилуй».

      Костя не подозревал о пути, на который вступил Глеб, пути суровой борьбы, в которую в свое время будет вовлечен и он, Костя. Борьбы беспощадной и вневременной.

      Когда в марте скрытно готовилась «случайная встреча» Папы Иоанна XXIII с зятем Хрущева и главным редактором «Известий» Алексеем Аджубеем, было сделано все, чтобы помешать такому контакту.

      Встречу готовил корреспондент «Известий» в Риме, выпускник 101-й разведшколы Леонид Колосов. В покрышку колеса машины, в которой он должен был везти Аджубея, несмотря на техническую проверку, проведенную, кстати, силами резидентуры ГРУ, кому-то все-таки удалось вмонтировать коварный металлический «волосок», разрывающий камеру на определенной скорости. Аджубей и Колосов чудом остались в живых, автомобиль разбился вдребезги.

      Даже