О поездке в Чирково. Дмитрий Черняев

север.

      Я ехал из Лунино, где у меня были работы, домой в Саранск. На автомобиле до Саранска можно добраться двумя путями: более живописной местностью по федеральной трассе вдоль Сурского леса и реки Суры или же проехать по дороге местного значения степными долинами до трассы на Рузаевку. У меня оставалось немного времени и было еще одно важное личное дело, поэтому я выбрал второй маршрут.

      Дорога в две полосы змеей тянулась к горизонту. Редкие встречные автомобили с шумом проносились мимо, в приоткрытое окно врывался горячий воздух, приглушая радиоприемник. Вокруг до самого горизонта были видны огромные пространства полей, засеянных разными культурами и отгороженных друг от друга посадками деревьев или оврагами в зарослях кустарников. Все это таяло в нагретом за день воздухе, как сквозь едва заметную вуаль. Но солнце уже перевалило зенит и медленно направлялось к горизонту в точку своего заката.

      Там, где я сейчас ехал, в конце XVII века была граница Русского государства, далекая периферия его, выдвинутая вперед от основного населения, его защитная полоса, охранявшая покой русской земли от неспокойных ее соседей, приходящих на разбои и грабежи из Дикого поля.

      Я представил себе те далекие времена, когда мчались здесь между станицами отряды засечных сторожей, высматривающие зорким взглядом непрошеных гостей из чужой земли. Как, должно быть, жутко смотрелись в их глазах эти бескрайние долины и пространства заросшей бурьяном земли, от самого горизонта ожидавшие всякую минуту появление неведомой чужестранной дикарской силы, желающей нарушить их покой, разорить их поселения, убить их сыновей и увести в рабство их жен и дочерей. Особенно жуткими мне представлялись их ночные дозоры. О чем разговаривали они друг с другом, проезжая верхом на лошадях, неся охранную вахту и о чем думали?

      Чуть позже, уже в начале XVIII века, когда границы государства отодвинулись еще южнее, а сама Россия встала на путь усиления и превращения в империю, в этих местах стало спокойнее, и ее начали осваивать переселенцы из центральных районов. Тогда-то в этих краях появился и осел для жизни некий стольник Степан Григорьевич Чирков, упоминаемый в боярских списках XVIII века: «От августа в 28 день по смотру боярина Тихона Никитича Стрешнева для старости от службы отставлен», «137 дворов», и вот эта еще запись с условной датировкой 1706 годом: «Умре»… Так или иначе, но село, в которое я держал путь, и сегодня называлось в честь этого отставного стольника, а может быть, и его служивого отца или деда, был же он Чирковъ сын…

      Село называлось Чирково: «село Ивановское, Чирково тож». Отец мой в самой ранней юности приезжал сюда летом вместе с братом и своими родителями, моими дедом и бабкой, к их родителям, моим прадедам. Мои корни по отцу были с неизвестных времен отсюда, и хоть мы и не упоминаемся ни в каких боярских списках, поскольку были обычными крестьянами, но запись и о наших предках, полагаю, была хранима здесь сначала в старой церкви, ведущей свою историю от 1779 года, много раз перестраивавшейся и в один год спасшейся от большого пожара, бывшего в селе, потом в новой, построенной здесь и освященной в самый последний год царской власти, за год до рождения моего деда Петра Никитовича…