Имперские войны: Цена Империи. Легион против Империи. Александр Мазин

шум. Это блохи вам со Стайсой спать мешают, да? – гот ухмыльнулся.

      – Да, – буркнул Коршунов.

      Ну не лагерь воинский, а коммуналка какая-то.

      Ахвизра ухмыльнулся еще шире:

      – Такие злые у тебя блохи, Аласейа. Стайса твоя бедная от них так громко кричит!

      – Я думаю, Ахвизра, если б тебя шершень за язык укусил, – сказал Коршунов, – языку твоему ничего бы не было, а вот шершень, тот бы от твоего яда помер.

      И засвистел, подзывая свою лошадку. Шутки по поводу его и Насти Алексея уже порядком достали. С другой стороны, и шутников можно понять: на весь многотысячный воинский табор не наберется и сотни женщин. А уж равной его Анастасии и вовсе нет.

      – «Марку Аврелию Клавдию, легату в мёзии, – от вождя славных гревтунгов – привет! Сообщаю тебе, что грозные соплеменники мои, вкупе со свирепыми герулами алчного рикса Комозика вкупе со злокозненными боранами и кровожадными гепидами, соединившись в бесчисленное воинство и погрузившись на множество кораблей, вознамерились морем достичь границ земель, что лежат к югу от устья Данубия…» – Коршунов запнулся, оторвал глаза от пергамента, посмотрел на Анастасию. – Я правильно читаю? – спросил он.

      – Твоя латынь ужасна, – грустно проговорила женщина. – Но это не имеет значения.

      – Почему?

      – Потому что тебе никогда не быть гражданином Рима. А мне никогда больше не увидеть дома… – Голос Анастасии дрогнул.

      – Почему?

      – Ты ведь отправишь это? – Она показала на исписанный ею самой пергамент.

      Алексей кивнул.

      – Если моему донесению не поверят, меня сочтут предательницей. Если поверят, то тоже сочтут предательницей. Но позже, когда случится беда. – Анастасия тяжело вздохнула. – Даже если я рискну вернуться, я никогда не смогу жить под своим именем. И никогда не смогу встретиться со своими друзьями. Мне придется жить в вечном страхе, что когда-нибудь за мной явятся вегилы…

      – Вегилы – это кто? – перебил Коршунов.

      – Те, кому поручено следить за порядком и законом. Какая тебе разница, кто такие вегилы! – воскликнула она сердито. – Ты не понимаешь! Только там, на землях Рима, – настоящая жизнь. Культура, искусство, цивилизация… а здесь только дикость, грязь, блохи, варварская речь и варварская грубость! Ты не поймешь!

      – Ну почему же? – усмехнулся Алексей. – Я тебя отлично понимаю. Еще здесь нет электричества и центрального отопления. А также телевидения, спутников и персональных компьютеров…

      – О чем ты говоришь?

      – Ты не поймешь! – Коршунов бросил на постель пергамент, тут же свернувшийся трубкой. – Тот мир, откуда я пришел, так же отличается от твоего Рима, как Рим – от готского бурга. Но я не оплакиваю его, понятно! Я пришел в этот мир, и я сделаю его своим! – Он присел рядом с ней, обнял. – И твой Рим тоже станет моим. Если ты мне поможешь. Настя, бог свидетель, я делаю это не только для себя, но и для тебя. Мы будем жить в Риме! Мечом или золотом, но мы с тобой проложим себе путь