Тимур и его команда. Все произведения для детей. Аркадий Гайдар

голова Коли Колокольчикова.

      – Это ты? – удивилась Женя. – Что тебе надо?

      – Я не знаю, – тихо и испуганно отвечал Коля. – Я спал. Он пришел. Я встал. Он послал. Он велел, чтобы мы с тобой спустились вниз, к калитке.

      – Зачем?

      – Я не знаю. У меня у самого в голове какой-то стук, гудение. Я, Женя, и сам ничего не понимаю.

      Спрашивать позволения было не у кого. Дядя ночевал в Москве. Тимур зажег фонарь, взял топор, крикнул собаку Риту и вышел в сад. Он остановился перед закрытой дверью сарая. Он перевел взгляд с топора на замок. Да! Он знал – так делать было нельзя, но другого выхода не было. Сильным ударом он сшиб замок и вывел мотоцикл из сарая.

      – Рита! – горько сказал он, становясь на колено и целуя собаку в морду. – Ты не сердись! Я не мог поступить иначе.

      Женя и Коля стояли у калитки. Издалека показался быстро приближающийся огонь. Огонь летел прямо на них, послышался треск мотора. Ослепленные, они зажмурились, попятились к забору, как вдруг огонь погас, мотор заглох, и перед ними очутился Тимур.

      – Коля, – сказал он, не здороваясь и ничего не спрашивая, – ты останешься здесь и будешь охранять спящую девчонку. Ты отвечаешь за нее перед всей нашей командой. Женя, садись. Вперед! В Москву!

      Женя вскрикнула, что было у нее силы, обняла Тимура и поцеловала.

      – Садись, Женя, садись! – стараясь казаться суровым, кричал Тимур. – Держись крепче! Ну, вперед! Вперед, двигаем!

      Мотор затрещал, гудок рявкнул, и вскоре красный огонек скрылся из глаз растерявшегося Коли.

      Он постоял, поднял палку и, держа ее наперевес, как ружье, обошел вокруг ярко освещенной дачи.

      – Да, – важно шагая, бормотал он. – Эх, и тяжела ты, солдатская служба! Нет тебе покоя днем, нет и ночью!

      Время подходило к трем ночи. Полковник Александров сидел у стола, на котором стоял остывший чайник и лежали обрезки колбасы, сыра и булки.

      – Через полчаса я уеду, – сказал он Ольге. – Жаль, что так и не пришлось мне повидать Женьку. Оля, ты плачешь?

      – Я не знаю, почему она не приехала. Мне ее так жалко, она тебя так ждала. Теперь она совсем сойдет с ума. А она и так сумасшедшая.

      – Оля, – вставая, сказал отец, – я не знаю, я не верю, чтобы Женька могла попасть в плохую компанию, чтобы ее испортили, чтобы ею командовали. Нет! Не такой у нее характер.

      – Ну вот! – огорчилась Ольга. – Ты ей только об этом скажи. Она и так заладила, что характер у нее такой же, как у тебя. А чего там такой! Она залезла на крышу, спустила через трубу веревку. Я хочу взять утюг, а он прыгает кверху. Папа, когда ты уезжал, у нее было четыре платья. Два – уже тряпки. Из третьего она выросла, одно я ей носить пока не даю. А три новых я ей сама сшила. Но все на ней так и горит. Вечно она в синяках, царапинах. А она, конечно, подойдет, губы бантиком сложит, глаза голубые вытаращит. Ну конечно, все думают – цветок, а не девочка. А пойди-ка. Ого! Цветок! Тронешь и обожжешься. Папа, ты не выдумывай, что у нее такой же, как у тебя, характер. Ей только об этом скажи! Она три дня на трубе плясать будет.

      – Ладно, – обнимая Ольгу, согласился отец. – Я