Город на заре. Валерий Дашевский

Золотая умница Фрей! Вот широкая метафора жизни! Надо было снять его с голыми икрами, в туфлях на босу ногу, будто он только вылез из постели, ну да ладно, сойдет и так. Очень убедительно! Понимаете, о чем я говорю?

      – Хочешь сказать, что останься я в городе, сейчас стоял бы там вместо него?

      – Нет, просто образ символичен. Мы живем в руинах прошлого и шагаем по обломкам: вы, я, он. Не имеет значения, остались вы или уехали!

      – Может быть, – сказал Розенберг. – Хотя я, кажется, неплохо устроился.

      – Это что-то меняет? – с легкой иронией спросил фотограф.

      – Слушай, парень, ты сможешь закончить без меня? Я тебе доверяю, – сказал Розенберг.

      – Нет-нет, вам нужно остаться! Что-то может пойти не так. Это не профессиональные люди. Вы – заказчик, вы платите, все происходит при вас, и никаких недоразумений! Снимем хотя бы квартиру и окна на Рымарской, в парке и на мосту я управлюсь сам. Так что, пожалуйста, не уходите!

      – Мне ехать с вами или как? – спросил мужчина-модель. Он подошел, отдуваясь, и отдал Розенбергу его плащ. – Все хорошо, вы довольны? Можно взглянуть, что получилось? Я, кстати, в молодости играл в студенческом театре, это чувствуется?

      – Да, – сказал фотограф. – Несомненно. – Он выразительно поглядел на Розенберга.

      – Давайте-ка все закончим, снимки посмотрим потом.

      Розенберг посмотрел на часы, потом – в узкое окно, в которым, точно очнувшись, увидел простершийся город: блеклосолнечные разномастные крыши, протянувшиеся, на сколько хватал глаз. Он выпил в гостинице и теперь почувствовал себя уставшим и отяжелевшим; съемки, поездки, фотограф утомили его. Он потерял интерес к происходящему еще раньше, поняв, что все идет как надо, и от него ждут только денег. Фотограф и мужчина-модель смотрели, как он направился к выходу из здания, прошел за ограждение, и, не дожидаясь их, сел в машину.

      С тем же отсутствующим, жестким выражением на лице, на котором резче обозначились морщины, он прошел за фотографом в комнаты, покинутые ими час назад, точно переместившись из полумрака в полумрак, сквозь дремотную пустоту залитых солнцем улиц.

      Пока их не было, несколько человек ушли.

      – Скоро закончим, – сказал фотограф Розенбергу.

      Розенберг с равнодушным любопытством оглядел женщин у дальнего окна. Одетые с провинциальной щепетильностью в неброские темные юбки, жакеты и плащи, они напоминали учительниц, явившихся на поминки и тихо переговаривавшихся в пустой гостиной. Мысль о том, что их будут снимать в фотосессии, показалась ему безумной – как те фотографии старческой женской плоти, затянутой в модное белье, которые Фрей приложил к плану съемок; точно читая его мысли, женщины у подоконника поглядывали в его сторону с плохо скрытой враждебностью. Все это нужно было перетерпеть, вернуться в гостиницу и выбросить из головы.

      Фотограф принес из автомобиля кофр со студийным оборудованием.

      Водрузив его на подоконник, он выложил удлинители, стационарные вспышки,