Медовый траур. Франк Тилье

следы темного сладкого вещества, – возможно, меда. Должно быть, это и удерживало бабочек. Анализы крови и содержимого желудка подтвердят…

      Беспощадный свет галогеновой лампы резал глаза. Чем больше сведений я получал, тем большее испытывал смятение.

      От чего умерла эта женщина?

      – Время смерти удалось определить?

      – Судя по трупному окоченению и ректальной температуре, я бы сказал – глубокой ночью, между двумя и четырьмя часами… Вскрытие покажет точнее…

      Ван де Вельд стянул резиновые перчатки, закрыл тяжелый, набитый режущими инструментами чемоданчик и только после этого выхлебал разом полбутылки воды.

      Я повернулся к светловолосому лейтенанту:

      – Щиколотки оставили связанными, зато руки намеренно освободили, и правая указывает пальцем на эту часть исповедальни. Криминалисты ничего там не заметили, снимая отпечатки?

      – Насколько я знаю, нет. Не нашли ни отпечатков, ни каких-либо меток.

      Я распорядился увезти тело в Институт судебно-медицинской экспертизы. Как только носильщики вышли, Сиберски, сунув руки в карманы джинсов, спросил:

      – Ну что, комиссар? Что вы об этом думаете?

      – Пока я главным образом задаю себе вопросы. Почему привели сюда? Почему живую? Почему она голая и бритая?

      Молодой лейтенант поделился со мной своими впечатлениями по горячим следам:

      – Жертва находилась в кабинке для исповеди. Дверь в центральную часть исповедальни была открыта, значит убийца сел на место священника. Стало быть, все в этой мизансцене указывает на ритуал исповеди. По одну сторону окошка – коленопреклоненный грешник, по другую – духовник.

      – С той разницей, что наша грешница пришла не по своей воле.

      – Это ясно! Ей связали руки и ноги, это доказывает, что ее каким-то способом вынудили подчиниться, возможно применив физическое воздействие, тогда, наверное, от усилий освободиться она и обливалась по́том… но, возможно, воздействие было только вербальным.

      – Что-нибудь в духе «Говори, покайся в совершенных тобой грехах, и Господь тебя простит…».

      – Вот именно. А что касается ее наготы… Разве видеть перед собой голую связанную женщину, стоящую на коленях и молящую о прощении, – не высший символ господства, отношений между хозяином и рабыней?

      Я прищурился.

      – Конечно, могло быть и так, но… – Я обвел руками пространство. – Оглянись вокруг. Церковь образует монолит, и предназначение у нее одно: молитва, самопожертвование, вера. Видишь ли, я мало что понимаю в религии и Библию-то едва прочел, но знаю, что в Книге Бытия Адам и Ева изображены нагими, такими же голыми, как наша потерпевшая. Чистота первых дней… Изначальная нагота всех творений Господа…

      Сиберски странно присвистнул:

      – Ничего себе! К чему это вы клоните?

      – Всего лишь к тому, что действия преступника можно объяснить, изучив место преступления. Может быть, он побрил и раздел жертву не для того, чтобы осуществить какой-то свой фантазм, а совсем с другой целью. Может быть, он решил привести