Невеста. Владимир Чугунов

какая-то другая.

      – Выходит так, раз твоя не позволяет родителей успокоить. Ты почему им не пишешь? Знаешь, что Зинаида Сергеевна даже в органы заявлять собралась? Американские шпионы совратили Ваню с пути истинного.

      У Вани сначала поднялись брови, а только потом уже веки.

      – Так прямо и говорит?

      – Так прямо и говорит.

      После томительного молчания «умоленный» выдохнул наконец:

      – Хорошо. Ты что предлагаешь?

      – Я?

      – Ну, ты же знаешь деда, отца. Да они через все газеты от меня отрекутся, когда узнают, что произошло, и тогда из университета меня точно выставят. Я, конечно, не против, да благословение у меня – учиться.

      – Благословение? Чьё?

      – Матушка благословила.

      – Матушка? А не старец этот, с острова?

      – Отец Николай? Нет. Матушка Олимпиада.

      – Это она тебе не велит родителям писать?

      – Перестань!

      – И не Андрей этот?

      – Никто и ничего мне не запрещает. С чего ты взяла? Просто не знаю, что писать, вот и всё.

      – Чего проще! Жив, здоров, чего и вам желаю.

      – И ничего о случившемся? – удивился Ваня.

      – А ничего и не случилось, Вань, – как-то так по-особенному произнесла Пашенька – Просто ты вернулся – и всё.

      Ваня посмотрел на неё уже каким-то другим, совершенно новым взглядом.

      – Да-а! – вдруг вспомнил он. – Матушке о тебе сегодня рассказывал. «Скажи, говорит, ей (тебе то есть), очень бы мне хотелось с ней познакомиться. Спроси, говорит, её, не навестит ли старую глупую старуху?»

      – Что ж, я с удовольствием, Вань. Когда?

      – Да хоть завтра. Вечером. В семь. Идёт?

      – Зайдёшь за мной?

      – Ну разумеется.

      В дверь постучали.

      – Заходи, Кать, у нас секретов нет! – крикнула Пашенька.

      – Де-эти, пора! – отозвалась Катя из-за двери. – Я уже пальто надеваю.

      – Ну, пора так пора, – вздохнула Пашенька. – Ну что, Вань, пойдём? Мы ведь обо этом ещё поговорим, да? А вообще, я за тебя рада! Правда! Хотя, может, и не всё понимаю…

      Однако не всё ей понравилось в Ване. Но как об этом сказать? Чуть что не так – и сразу в штыки. И Пашенька решила подождать, помолиться, а там, глядишь, «Господь управит».

      На улице было, как обычно в это время в Москве, относительно темно и относительно морозно, снег сказочно искрился в свете множества огней.

      Катя спросила Ваню:

      – Ты из мастерской?

      – Да.

      – Все уже там?

      – Не знаю. Уходил, только этот… профессор был… имя у него ещё такое… нарочно не придумаешь…

      – Мокий Федулович, что ли?

      – Вот-вот. Занятный дядечка. Ему, кажется, за пятьдесят, а как узнал, что Андрей семинарию закончил, сразу привязался: давайте, говорит, пока никого нет, с вами поспорим?

      – О чём?

      – Могла бы и сама догадаться.

      – Что, так и не рукополагают?

      – Андрея? Нет. В трёх епархиях, говорит, уже был. Приду, говорит, на приём, Владыка: «О, семинария!