Сценическая смерть. Владимир Анин

нинского парка. В последнее время эта эстрада нечасто радовала посетителей подобными праздниками души. Не то что тридцать, а тем более пятьдесят лет назад, когда Екатерина Андреевна была еще совсем юной и частенько прибегала сюда на какой-нибудь концерт, кои устраивались на этой эстраде каждые выходные. В основном это были всевозможные самодеятельные коллективы, но иногда заезжали и именитые артисты. Да, было время…

      В тот день, когда Екатерина Андреевна, уже будучи дамой весьма преклонного возраста, сидела на скамеечке перед эстрадой, на сцене давали концерт популярного когда-то, особенно среди представительниц прекрасного пола, артиста Златковского, лауреата всевозможных премий. Златковскому было уже далеко за семьдесят, но выглядел он великолепно. Конечно, не так, как в многочисленных кинолентах времен юности Екатерины Андреевны, но все же весьма и весьма. Он читал стихи, и читал их так проникновенно, что Екатерина Андреевна время от времени вынуждена была прикладывать к глазам белый шелковый платочек.

      Рядом сидела простенько одетая женщина лет пятидесяти и изредка всхлипывала, громко шмыгая при этом носом, чем вызывала у Романовой легкое раздражение.

      – А помните, как он играл в «Роковой любви Аделаиды»? – вдруг спросила женщина, повернувшись к Екатерине Андреевне.

      – Конечно! – отозвалась Романова, хотя на самом деле совершенно не помнила того фильма.

      Когда-то она не пропускала ни одной ленты с участием Златковского, но со временем разочаровалась в этой звезде советского экрана и постепенно забыла о нем. Однако сегодня стоящий на сцене Златковский, постаревший и совершенно седой, но все с той же гордой осанкой, пробудил в Екатерине Андреевне воспоминания юности, и они, нахлынув мощной волной, заставили ее сердце трепетать.

      Сидевший рядом с Екатериной Андреевной, по другую сторону от всхлипывающей женщины, Андрей Чайкин, внучатый племянник, вот уже несколько лет работающий в отделе уголовного розыска, не выдержал и, привстав, шепнул:

      – Теть Кать, я пойду, а?

      Екатерина Андреевна стрельнула в него своим пронзительным взглядом, в котором отчетливо читалось «предатель», и молча пожала плечами. Сочтя этот жест за знак согласия, Чайкин поспешил смыться.

      – Ваш тоже не любитель? – шепнула Романовой в другое ухо всхлипывающая женщина.

      – Почему не любитель? – возмутилась Екатерина Андреевна. – У него… дела. Он, между прочим, в полиции работает, оперуполномоченный.

      – Да-а? – удивленно протянула всхлипывающая женщина. – А вот мой не любитель совсем. Уж как я его уговаривала, чтобы он пришел со мной! Кое-как согласился.

      Екатерина Андреевна бросила взгляд на пустующую скамейку рядом с женщиной и вопросительно посмотрела на нее.

      – Вон он, – сказала та, кивнув на молодого мужчину, сидящего в инвалидной коляске сбоку от зрительских рядов. – Сидит, набычился.

      Словно почувствовав, что о нем говорят, мужчина злобно зыркнул в сторону женщин. От этого взгляда в груди у Екатерины Андреевны даже слегка похолодело, и она поспешила отвернуться.

      – Жизнь утомила меня… – донеслось со сцены.

      – Это Бальмонт, – прошептала Екатерина Андреевна и устремила взор на трагически задравшего подбородок артиста Златковского.

      Он резким движением руки сорвал микрофон со стойки и прижал его к губам:

      Смерть, наклонись надо мной!

      В небе – предчувствие дня,

      Сумрак бледнеет ночной…

      Смерть, убаюкай меня.

      При этих последних словах Златковский обратил полный трагизма взор к публике, состоявшей из полутора дюжин пенсионеров, выбросил вперед руку с микрофоном, а другой рукой ухватился за стойку. Внезапно тело его содрогнулось и мелко затряслось, будто бы в припадке. Глаза Златковского округлились, губы скривились в злорадной усмешке, редкие волосы встали дыбом.

      Возглас испуга вперемежку с восхищением неподражаемой игрой артиста пронесся над зрительскими скамьями. В это мгновение Златковский замер, взгляд его остекленел, микрофон выпал из руки, и артист навзничь рухнул на сцену. Новый возглас испуга пронесся по рядам, а через мгновение раздался чей-то отчаянный крик, за ним второй, и вскоре добрый десяток пожилых и не очень женщин голосили на всю округу, и вопли их, сливаясь воедино, казались какой-то фантасмагорической сиреной.

      Некоторые зрители и прогуливающиеся поблизости отдыхающие бросились к сцене.

      – Что случилось? – услышала Екатерина Андреевна голос перепуганного Чайкина.

      Но Романова будто дар речи потеряла и лишь махала рукой вперед, по направлению к сцене, куда бросилась ее соседка, всхлипывающая женщина. Чайкин рванул к эстраде.

      – Полиция! Всем отойти! – заорал он.

      – «Полиция», – передразнила его какая-то бабка. – Куда же вы смотрите-то, полиция?

      – Разберемся! – отрезал Чайкин и принялся оттаскивать от распростертого на сцене артиста Златковского рыдающих женщин.

      Через минуту подоспел