Мерзавец на выданье. Людмила Милевская

качнулся и сильно заплетающимся языком представился:

      – Я, ик! простите, Французский.

      Елизавета опешила, вымолвила свое обычное «ку-куру-куку!» и сочувственно уставилась на подругу. Та вжала голову в плечи, друг же ее не унимался. Радостно заржав, он воскликнул:

      – Да, я Французский! Подданный! Ик!

      – Сильно подданный, – желчно констатировала Елизавета. – Фу-уу! Разит как из пивной бочки! Шел бы ты, дорогой, куда шел.

      Анатолий качнулся, сурово глянул на Валерию и пояснил:

      – Я без нее ни-ни. Мы оба, – он сделал жест, которым лепят пирожки.

      Елизавета с отвращением поморщилась.

      – Фу, гадость какая! – сказала она, отталкивая Французского и увлекая за собой подругу.

      – Девушки, вы знаете, что такое жизнь? – с пафосом вопросил он им вслед сильно заплетающимся языком.

      Ответа не последовало, и Французский громогласно продолжил:

      – Жизнь, это мучительная и бесполезная борьба с алкоголизмом!

      Прохожие по необъяснимому русскому обычаю с симпатией смотрели на пьяного мужика и хихикали с одобрением. Валерия видела это и презирала и себя, и прохожих, и Лизку, и конечно Французского. Его – больше всех.

      – Не знала, что он у тебя такой философ, – ядовито заметила Елизавета, ускоряя шаг. – Сразу чувствуется, что бедняга не столько живет, сколько ищет смысл своего бесцельного существования.

      – Да-а, он такой, – вздохнула Валерия.

      Расстроенная, она беспомощно оглянулась – Французский застыл в своем помятом плаще, щуплый, жалкий и пьяный…

      Елизавета тоже бросила на него взгляд: презрительный, испепеляющий.

      – Это надо отметить, – сказала она. – Так, милочка, сейчас же приглашаю тебя в ресторан. На обед. Посидим, поговорим «за жизнь».

      – Я не одета, – испугалась Валерия.

      – Ты всегда не одета, потому что все деньги угрохиваешь на Французского подданного. И вообще, что происходит? Просто ку-куру-куку и больше сказать ничего не могу! Слов нет!

      Елизавета была возмущена. Время поджимало. Роман с Кругловым вошел в ту критическую стадию, когда настала пора для срочных и решительных мер. По опыту зная, что все романы неизбежно разваливаются, Елизавета желала чтобы этот роман развалился в законном браке: поэтому надо было спешить, а тут подруга все еще не пристроена.

      Елизавета по-прежнему не решалась ранить Валерию своим счастьем. Она тщательно скрывала отношения с Кругловым. Но долго так продолжаться не могло. Больше рисковать Елизавета не хотела да и слишком опасно, Круглов мог сорваться с крючка. Она решила брать быка за рога.

      В ресторане для разгона Валерия выслушала лекцию о женском достоинстве. За лекцией последовал вопрос:

      – Зачем ты с «этим» живешь?

      Валерия прекрасно понимала, что слово «это» заменяет другое, более обидное слово «ничтожество». Она рассердилась и закричала:

      – А с кем мне жить? Я не могу жить одна, а ничего другого нет у меня!

      Елизавета нахмурилась:

      – Лера,