Дети блокады. Михаил Сухачев

кто-то из ребят утонул? – спросил Валерка.

      – Ты что, опупел? – возразил Витька. – Сегодня же купания не было. Наверное, кто-то обожрался незрелой черемухой. Потому и игру сорвали, – рассудил он.

      Они вошли на территорию лагеря.

      – А вы чего шатаетесь? – накинулась на них пробегающая начальник лагеря. – Марш быстрее в свой отряд!

      – Аня, – остановил ее завхоз, – как будем отправлять инвентарь?

      – Какой инвентарь? – непонимающе уставилась она на завхоза.

      – Ну там постели, кухонные принадлежности…

      – К черту инвентарь! Главное, срочно отправить ребят на станцию. Мы в опасной близости от аэродрома. Его опять могут бомбить. – Аня отвернулась от завхоза и кинулась к машинам, въезжавшим в ворота: – Стой! Поворачивай к первой даче! Да осторожнее, не портите газоны! Их ведь ребята делали!

      Витькин отряд грузили в трехтонку «ЗИС-5». Шофер сначала подкидывал в кузов пионера, потом бросал туда же его вещички.

      Ребятам приказано было сесть на корточки и ни в коем случае не подниматься.

      Набитые до отказа машины выехали на дорогу и, оставляя клубы пыли, прыгая на обнаженных корнях могучих сосен, по песчаной просеке помчались к станции Сиверская.

      Раньше, едва ребята садились в кузов, начинались песни. Теперь все молчали. Нервозность, охватившая старших, передалась и ребятам.

      По мере приближения к станции увеличивался поток спешащих туда людей. А перед станцией происходило что-то невообразимое. С обезумевшими взглядами, мокрые от пота, люди тащили на себе второпях упакованные вещи. Над рекой из панам, шляп, беретов, тюбетеек и испанок[1] величественно, словно баркасы, покачивались фанерные и дерматиновые чемоданы, огромные узлы из простыней, одеял и скатертей. Мелькали клетки с птицами, блестели медными боками самовары. Из общего гомона выделялись громкие голоса:

      – Кирилл, остановись! Сейчас выпадет посуда!

      – Вика! Держись за папин кушак, а то отстанешь!

      – Дедушка, осторожно! Не урони щеглов!

      – Маша, брось, к черту, этот абажур, возьми патефон: у меня от него левая рука отсохла!..

      Шофер головной машины сначала непрестанно сигналил, потом, остановившись, начал ругаться. Ему отвечали из толпы тем же. Поняв бесполезность перебранки, он повернулся к ребятам:

      – А ну вылезайте! Будем грудью прокладывать дорогу. Держитесь крепко за руки! – Вдвоем, плечо к плечу с пионервожатым, они стали раздвигать толпу, покрикивая: – Дорогу! Осторожно! Дети! Пионерлагерь!

      Так, двигаясь в толпе и с толпой, ребята почти добрались до станционной ограды.

      Станция уже была занята: ее заполнило громадное стадо давно не доенных ревущих коров. Одичавшие, намотавшиеся за время долгого перехода из районов, где уже бушевала война, коровы устремились за помощью к людям. Но это были городские жители, многие из них не понимали беды животных, боялись приблизиться к ним, да было и не до них.

      В раскаленном неподвижном воздухе к испарениям человеческого пота прибавилась смесь запахов

1

И с п а́ н к а – пилотка с кисточкой.