О всех созданиях – прекрасных и разумных. Джеймс Хэрриот

меня, и лицо его приняло еще более удивленное выражение.

      – А вы… вы правда хотели бы попробовать?

      – С большим удовольствием. Я еще не ужинал, и посошок на дорожку будет не лишним.

      – Так я сейчас!

      Он скрылся за дверью кладовой в глубине кухни и тотчас вернулся с бутылкой янтарной жидкости и рюмками.

      – Это мое ревенное, – сказал он, наливая щедрой рукой.

      Я осторожно попробовал, сделал глоток побольше и охнул, словно проглотил жидкий огонь.

      – Крепкая штука! – сказал я, переводя дух. – Но вкус очень приятный. Да, очень.

      Под одобрительным взглядом мистера Крампа я отпил еще.

      – В самый раз, – сказал он. – Выдерживалось два года.

      Я допил рюмку. Вино уже не прокладывало огненной дорожки до желудка, но словно плескалось в пустоте о его стенки, а ноги вьюнком оплетала приятная теплота.

      – Прелесть, – сказал я. – Чудо!

      Фермер даже плечи расправил. Он снова наполнил рюмки и с восторженным вниманием следил, как я пью. Когда рюмки опустели, он вскочил на ноги:

      – А теперь я угощу вас кое-чем другим! – Он легкой рысцой направился в кладовую и вернулся с другой бутылкой – на этот раз с бесцветным содержимым.

      – Бузинное, – объяснил он, слегка отдуваясь.

      Я попробовал и был поражен тонким букетом: на языке у меня словно танцевали сверкающие пузырьки.

      – Просто потрясающе! Настоящее шампанское. Нет, у вас талант! Я даже не представлял себе, что домашнее вино может быть таким вкусным.

      Мистер Крамп секунду смотрел на меня молча, и вдруг уголок его рта задергался и все лицо осветилось неожиданной застенчивой улыбкой.

      – От вас первого такое слышу. А то можно подумать, что я людей травлю, когда предлагаю им своего винца. Так и воротят нос, а виски и пиво пьют и не морщатся.

      – Ну им же хуже, мистер Крамп! – Я смотрел, как он вновь наполняет мою рюмку. – Ни за что бы не поверил, что такую прелесть можно делать самому. – Я посмаковал глоток бузинного. – Нет, правда, не хуже шампанского…

      Я еще не допил и половины, как мистер Крамп вновь зарысил в кладовую, откуда донеслось позвякивание. Он появился с бутылкой, полной чем-то кроваво-красным.

      – Ну-ка, попробуйте! – пропыхтел он.

      Я уже ощущал себя заправским дегустатором и первую капельку катал на языке, слегка прищурившись:

      – Н-да… гм… а-а! Просто марочный портвейн, но и еще что-то. Особенное послевкусие. И что-то знакомое… Это же…

      – Ежевика! – торжествующе провозгласил мистер Крамп. – На славу удалось. В позапрошлую осень я его делал. Ежевичный был год.

      Откинувшись, я отхлебнул бархатное темное вино. Оно ласкало рот, согревало и прятало в себе еле уловимый намек на вяжущий вкус ягод. Перед моими глазами словно повисали тяжелые гроздья, глянцевито-черные, поблескивающие в лучах осеннего солнца. Эта идиллическая картина соответствовала моему настроению, которое с каждой минутой становилось все великолепнее. Мой взгляд с благодушным одобрением скользил по деревенской кухне, уютной, без претензий,