Жители ноосферы. Елена Сафронова

не церемонились, потому что на их мышиную возню с одобрительной ухмылкой косились совершеннолетние обалдуи со штампом об освобождении. Эта компания периодически заставляла мелюзгу затаскивать девок в кусты, потом являлась сама, а мелюзге оставляли объедки с царского стола. Раз даже очень шумное дело раздулось – изнасиловали не ту, кого можно безнаказанно. И в замшелой Березани творился беспредел бессмысленней и жесточе столичного. А я, самая умная, поперлась на ту скандально известную дискотеку и не скрыла по юношескому недомыслию блокнот. Диктофона у меня тогда в помине не было. Было только пылающее стремление напечататься во взрослой «Газете для людей», где мне вяло пообещали публикацию, если выкопаю что-то интересное. Нарыла!

      Публикация вполне имела шанс оказаться первой и последней и состояться в виде некролога. Потому что от безвыходности я начала хамить мелким козлам, те озверели, пустили в ход руки, а я – длинные ноги. Отвесила пару поджопников и выскочила из-под крыши притона. За мной погнались. Окрыленная страхом, я стрижом долетела до здания Ленинского районного отделения милиции, центрального в Березани, благо близко, и ворвалась туда. Гопники окопались неподалеку от крыльца.

      Изнутри оплот общественного порядка был – желтовато-коричневый коридор, вся мебель из пожившего дерева в одинаковой гамме, отчего и люди, попавшиеся мне на глаза, выглядели тоже деревянными. Один сидел за стойкой, другой возле него меланхолично раскачивался на стуле. Созвездия на плечах были для меня тогда китайской грамотой. Но я как-то сориентировалась, что за стойкой находится оперативный дежурный. Сбивчиво пожаловалась дежурному, что произошло на дискотеке, и получила резонный совет дома сидеть, а не шляться по танцулькам и задницей не вилять, чтоб на нее же приключений не наскрести. Удостоилась разрешения позвонить домой, чтобы предки забрали. Потому что этот, со стула, сказал мне, что не видит повода поднимать наряд по тревоге. Из чего я заключила, что он был старшим наряда. Я домой звонить не поспешила, а объяснила про первый в жизни репортаж. Дежурный и старший наряда хохотали до слез, а я ничего не поняла.

      – Тяжела и неказиста жизнь простого журналиста! – утирая слезы, проговорил дежурный (потом мне сказали – капитан Веселкин). – Мало их бьют, а они все лезут в газету…

      Справедливость требует заметить – тогда в Березани журналистов еще не били. Да и журналистов-то приличных в городе не было. Да и газет читабельных имелось полторы. Провинция провинцией, застой только что кончился, хотя в Москве уже пятый год перестройка. О том, что в окрестностях Красной площади журналюг, случается, колотят за чрезмерное любопытство, иногда сообщало «Останкино».

      – Лучше бы ты, девка, просто пробз…ся туда пошла, нам бы с тобой хлопот меньше и тебе – удовольствие, – философски заметил старший наряда, моложавый, с простоватым лицом и сержантскими лычками. Он не обратил внимания на мои запунцовевшие щеки. – То сидишь тут у нас, как сыч, выйти пугаешься, нам голову морочишь, а то с кавалером бы обжималась…

      – Ага. С Рылом, –