Гитлер_директория. Елена Съянова

Гессу не жонглировать дорогими сердцу символами перед теми, кто в них ничего не смыслит. «Я только повторил слова фюрера», – отвечал на это Гесс. «Кого?! – снова поразился фон Зеботтендорф. – Как ты его назвал, мой мальчик?!» Выражение лица магистра было при этом таким веселым, что Гесс только сердито поджал тонкие губы. А фон Зеботтендорф вспомнил, что недавно сказал ему о своем любимом ученике Хаусхофер: «У Рудольфа совсем нет личного честолюбия; все оно направлено на Германию. Этот Гитлер раньше нас с тобой это понял, потому и вцепился в него зубами и когтями».

      «Этот» Гитлер вообще оказался довольно шустрым. Например, пока мастера «Туле» еще только неторопливо и тщательно разрабатывали для партии ее символику, перебирали варианты и вальяжно спорили, «этот» Гитлер уже все решил. На одном из заседаний руководства партии фон Зеботтендорф стал свидетелем занимательного спектакля.

      В пивной «Хофбройкеллер» был небольшой зал, который хозяин предоставлял в распоряжение герра Гитлера и его друзей. Вот в нем они и собрались, формально – для отчета управляющего делами партии Макса Амана, чьим авторитетом Гитлер хотел продавить в соредакторы партийной газеты «Народный обозреватель» Альфреда Розенберга, которого ее редактор Эккарт ни в грош не ставил. Пока препирались по этому поводу, фон Зеботтендорф обратил внимание на сидящего рядом мальчика лет двадцати: на цыплячьей шейке крысиная мордочка с усишками, близоруко щурится, на ногте безымянного пальца левой руки, согласно нацистской моде, пивная руна науд. Его привел Гесс и, кажется, даже представил в качестве кандидатуры знаменосца Штурмового отряда, но магистр имени не запомнил. Этот юнец делал доклад о природе символизма, что-то бубнил по бумажке о смысле трех основных цветов – красного, белого и черного, пока присутствующие остывали после ругани о соредакторах. И внезапно, точно фокусник из ниоткуда, выдернул и развернул красное полотнище с огромным белым кругом посередине и черной свастикой внутри, обрамленной четырьмя венками из дубовых листьев. В углах знамени сидело по орлу в разных позах, и у каждого в когтях по белой свастике. Эрнст Рем, крестный отец штурмовиков, выдохнул шумно, как бык, и приосанился: знамя ему понравилось.

      – Личный штандарт Адольфа Гитлера! – тоненько выкрикнул мальчишка и ловко расстелил его, как скатерть, на длинном столе, за которым они все сидели.

      Рем вытаращил глаза и побагровел. Встал Гесс и заявил, что фюрер должен иметь лейбвахе, личную охрану, которой требуется лейбштандарт, в котором должны содержаться все главные символы, а для штурмовиков с их более узкой задачей тоже есть вариант, и «наш товарищ Гиммлер сейчас его представит». Мальчик с усишками, пряча от Рема глаза, вытащил «вариант» – продолговатый черный треугольник с черепом и костями. Рем вскочил и, пыхтя от возмущения, схватил предполагаемого знаменосца за шиворот и вытолкал за дверь. Потом он ринулся к Гитлеру, но дорогу ему преградил Гесс. Такое уже случалось.

      Если бы Гитлер и Рем хотя бы раз сошлись