От Голливуда до Белого дома. Олег Кассини

мы теперь ездили в легком кабриолете на бесшумных рессорах, отделанном лакированным черным деревом и кожей, и смотрелись очень внушительно.

      Мама также купила загородное поместье в Рибойе[25], на вершине холма, окруженного сорока четырьмя гектарами элитных виноградников; знаменитые виноградники Антинори располагались у нас по соседству. Мама настаивала, чтобы я принимал участие в изготовлении вина вместе с давильщиками винограда, и мне никогда не забыть непередаваемое, блаженное ощущение лопающихся ягод под босыми ступнями. В то же время я недоумевал: Мы давим виноград грязными ногами, кто же захочет пить такое вино? Внутри наш загородный дом был прохладным, с выложенными терракотовой плиткой полами, при нем была маленькая часовня XV века. Там мы проводили уик-энды, а лето – в Форте-деи-Марми. Теперь у нас было три машины – Stutz, Alfa и Fiat.

      Это было время, когда нас активно обучали всем необходимым джентльмену премудростям. По настоянию мамы мы посещали уроки бокса, фехтования и игры на фортепьяно. Кроме того, мы занимались бальными танцами с известным маэстро Далькрозом (я был неплох) и чечеткой с черным танцовщиком из Фоли-Бержер (я был лучшим в своей группе). Спортсменом я тоже считался хорошим, занимался в школе футболом и бегом, а еще постоянно рисовал карикатуры, мало обращая внимание на происходящее в классе. Мама считала, что у меня есть художественные способности.

      Но, несмотря на все эти достижения, меня преследовало чувство неуверенности в себе. Я был маленьким, хрупким, выглядел младше своего возраста, и расти мне пришлось долго. Помню, как однажды в лучшем своем костюме, довольный и счастливый, я шел в воскресенье по улице, и какой-то парень окликнул меня: «Эй, Пиноккио!»

      Мне тогда было лет двенадцать, мои сверстники быстро превращались в мужчин. А я был среди самых маленьких ребят в классе и выглядел совсем мальчишкой.

      Мне наняли домашнего наставника, который должен был помочь мне стать настоящим мужчиной. Этот джентльмен, полковник Зборомирский, оказал большое влияние на всю мою последующую жизнь. Он был офицером Преображенского лейб-гвардии полка и держался с подобающим достоинством. Это был высокий плотный мужчина с коротко стриженными седеющими волосами и ухоженными усами с подкрученными кончиками. Голубые глаза с длинными ресницами и прямая осанка довершали портрет. Говорил и двигался он степенно и раз-ме-рен-но – вот это мне в нем нравилось больше всего. Я все еще был очень нервным и, когда мама, как товарный поезд, на всех парах налетала на меня с очередными распоряжениями, мог подскочить от неожиданности. Но Зборомирский всегда действовал на нее успокаивающе: «Графи-и-иня, графи-и-иня, пожа-а-алуйста…»

      Я готов был следовать за ним повсюду, думаю, что и он был ко мне сильно привязан – как отец к сыну. Я часто думал: Вот таким я стану, когда вырасту. Мне ни в коем случае не хотелось походить на своего отца, который терял самообладание в самых обычных житейских ситуациях. Я мечтал быть человеком действия,

25

Рибойя – деревушка неподалеку от Флоренции.