Актерский тренинг по системе Станиславского. Упражнения и этюды. Отсутствует

для смотрения. Вы замечаете его форму, линии, цвета, детали, особенности. Все это надо успеть сделать, пока я считаю до тридцати. Тридцать! – говорю я. После этого я даю темноту, чтобы вы не видели объекта, и заставляю вас говорить о нем.

      В темноте вы мне описываете все, что запомнила ваша зрительная память. Я проверяю и сравниваю с самим объектом то, что вы рассказали. Для этого снова дан свет. Внимание! Я начинаю. Малолеткова – зеркало.

      – Голубчики! – заторопилась она, указывая на зеркало. – Вот это?

      – Не надо лишних вопросов. В комнате одно зеркало, другого нет. Нет другого! Артист должен быть догадлив.

      Пущин – картина. Говорков – люстра. Вельяминова – альбом.

      – Плюшевый? – переспросила она медовым голосом.

      – Я показал. Два раза не повторяю. Артист должен хватать на лету. Названов – ковер.

      – Их много. Какой?

      – При недоразумениях – решайте сами. Ошибайтесь, но не сомневайтесь, не переспрашивайте. Артисту нужна находчивость. Находчивость, говорю!

      Вьюнцов – ваза. Умновых – окно. Дымкова – подушка. Веселовский – рояль. Раз, два, три, четыре, пять… – Иван Платонович просчитал не торопясь до тридцати и скомандовал:

      – Темнота!

      Когда наступила темнота, он вызвал меня и приказал рассказывать, что я видел.

      – Вы мне назначили ковер, – стал я подробно объяснять ему. – Я не сразу выбрал, который, и потому пропустил время.

      – Короче и по существу, – командовал Иван Платонович. – По существу!

      – Ковер персидский. Общий фон красно-коричневый. Широкий бордюр обрамляет края,

      – описывал я, пока Рахманов не крикнул:

      – Свет! Неправильно запомнили, дружок мой! Не донесли, просыпались. Темнота! Пущин!

      – Не уразумел сюжета картины. По слепоте и дальности расстояния. Увидел лишь краску желтую на фоне красном.

      – Свет! – командовал Иван Платонович.

      – Ни желтого, ни красного тона на картине нет.

      – Истинно просыпался, не донес, – басил Пущин.

      – Говорков! – вызвал Рахманов.

      – Золотая люстра, понимаете ли, рыночная. Со стекляшками.

      – Свет! – командовал Иван Платонович. – Люстра музейная, подлинная, александровский ампир. Просыпались!

      – Темнота! Названов, опишите снова ковер.

      – Я не знал, что нужно еще, простите. Я не думал, – извинялся я, застигнутый врасплох.

      – В другой раз думайте. Исправляйте ошибки и не сидите ни секунды сложа руки, без дела. Знайте все: я буду переспрашивать по два и по четыре раза, пока не добьюсь точного описания впечатлений. Пущин!

      – Просыпался. Дважды просыпался.

      В конце концов Рахманов добился того, что мы изучили указанные нам предметы до мельчайших деталей и описали их. Для этого пришлось вызывать меня пять раз. Описанная нервная работа в полном темпе длилась с полчаса.

      От нее сильно устали глаза и напряглось