Темная сторона города (сборник). Владимир Аренев

придушила, если что.

      Орест вздохнул, поднялся из-за стола и полез в сейф. Извлек оттуда пакет и вывалил содержимое пакета перед Иваной, которая уже было протянула руку.

      – Нет-нет, не трогайте.

      Сам он демонстративно натянул перчатки и показывал Иване один предмет за другим, точь-в-точь фокусник в цирке.

      – Это ее сумочка, да. – Ивана кивнула, подтверждая. – То есть похожа на ее сумочку. Нет, точно ее, я помню эту пудреницу. Там на крышке лебедь как бы выдавлен. Помаду не помню, но она ее цвета. Она красным губы красила, Анастасия. А где ее нашли? В Старом парке?

      – Здесь я спрашиваю, – сурово сказал Орест. – А почему вы думаете, что в Старом парке?

      – Сумочка мокрая изнутри, – говорит Ивана. – Подкладка сырая. И вон, старая хвоя прилипла. Вон иголка, видите… В скверах старую хвою убирают.

      Он что, совсем желторотый, этот Орест? Никаких аналитических способностей.

      – Ну да, – неохотно ответил Орест, – в Старом парке. В кустах… Собаку там выгуливал пацан один, собака и нашла. Охотничья собака, спаниель.

      – А… ее? Анастасию?

      – Ее тоже нашли, – сказал Орест и замолчал.

      Он молчал долго, и Ивана не выдержала:

      – Мне надо… опознавать ее?

      – Опознали уже, – Орест все слова выталкивает неохотно, словно бы ему неприятно было об этом говорить, во всяком случае – Иване. Уж не потому ли, подумала Ивана, что она, Ивана, оказалась права, а он, Орест, в дураках? – Управляющий цветочного магазина опознал. Он говорит, у нее на пояснице родинка была… в форме розочки.

      – Родинка, гм… – говорит Ивана, – на пояснице.

      – Ну да, гм… Но он все выходные дома был, жена подтверждает. Так что тут все чисто. Более или менее.

      – А… это все, что там было?

      – В сумочке? Документов не было, точно. Ключей тоже. Блокнота, записок… ничего. Только вот это. Ну, как бы предметы первой необходимости. Пудреница, помада. Даже перчаток не было.

      – Она их в кармане шубы оставила, – говорит Ивана.

      Ивана закрывает глаза, потом открывает.

      – А это что? Тоже в сумочке у нее было?

      Не букетик даже, какой-то пучочек. Впрочем, перевязан ленточкой, так продавщицы обычно перевязывают цветы, одним стремительным движением заставляют эту ленточку завиваться, будто бы девичий локон. Но эти такие жалкие и чахлые, что даже ленточки не заслуживают. Они бы, наверное, совсем увяли, не пролежи сумочка все это время где-то в подтаявшем снегу…

      – Тоже было, – Орест вздыхает и с отвращением смотрит на букет.

      – А можно… я заберу его?

      – Это улика, – поясняет Орест, – она в описи есть. Нельзя.

      – Он же совсем завянет…

      – Все равно нельзя.

      – Я тогда зарисую их… Можно?

      Ивана извлекает из собственной своей сумочки блокнот и цветные карандаши. Она хотела забежать к молодому Янеку, показать ему шоколадниц и, может, внести кое-какие коррективы, если ему что-то в голову стукнет, но, похоже, сегодня ей будет не до этого.

      – Наверное,