Бот. Максим Кидрук

не ляпнул ли он лишнего.

      Ральф сверкнул выцветшими глазами.

      – Здесь не все так просто, юноша. Эксперименты по созданию нейронных имплантатов продолжаются до сих пор. Сейчас нейрохимики могут намертво «приклеить» дендрит к чему угодно – от обычной стали до чистого золота. Однако все опыты проходят в лабораторных условиях, на отдельно взятой клетке или группе клеток. Но пока – а я за этим внимательно слежу – никто не сумел создать подобное соединение непосредственно в мозге живого человека. Понимаешь, о чем я, Тимур? Живого человека.

      – А почему?

      – А потому что мозг человека – специфическая система. Для того чтобы создать искусственный синапс в голове, сначала надо доставить внутрь мозга нужный материал и катализаторы реакции. Этого можно достичь двумя путями: направить их по кровеносным сосудам в мозг либо же – проделать в черепе дырку. Рассчитывать на то, что пациент добровольно согласится на то, чтобы его череп раскалывали зубилом, по меньшей мере неразумно. Казалось бы, выход один – разработать агенты, которые с кровью будут попадать в мозг, а там произойдет соединение с дендритами. Вроде бы ничего сложного. Но на самом деле это сложнее, чем отправить Армстронга на Луну.

      Тимур постепенно начинал понимать, к чему ведет Ральф.

      – В организме человека есть уникальная вещь, называемая гемато-энцефалический барьер, – продолжал нейрохимик. – Его еще в XIX веке открыл Пауль Эрлих. Краситель, введенный им в кровеносную систему крысы, распространился по всем органам и тканям животного, кроме мозга. А в 1913 году ученик Эрлиха южноафриканский хирург Эдвин Гольдман показал, что краситель, введенный в спинной мозг собаки, попадает только в ткани головного и спинного мозга и не окрашивает периферические органы. Благодаря этим опытам ученые узнали о барьере между мозгом и кровью. Этот барьер защищает нервные клетки от микроорганизмов, токсинов, антител, словом, от всего, что может нанести им вред. Он выполняет функцию фильтра, через который в мозг поступают питательные вещества, а из мозга наружу выводятся продукты жизнедеятельности. Часто этот барьер становится помехой медикаментозному лечению, не пропуская в мозг лекарство. Гемато-энцефаличнский барьер и являлся препятствием для создания техно-синапса.

      Ученый перевел дух и продолжил:

      – Профессор Массиа делал все правильно, ему удалось сблизить микробиологию и электронику. Но его, к сожалению, интересовала только академическая карьера – конференции, статьи, монографии. – Ральф скроил презрительную гримасу. – Перевод бумаги. Массиа даже не попытался повторить опыты в мозге живого человека. Он и шагу не сделал за пределы лаборатории. Несколько раз я намекал, что исследования бессмысленны, если не развивать их, пытаясь вставить чипы в мозг живого организма. Для начала хотя бы обезьяны. Надо мной просто посмеялись… Словом, я защитил диссертацию в начале 1984 года и покинул его группу.

      – И вы нашли способ обойти гемато-энцефалический барьер? – догадался Тимур.

      – Да. Поэтому я считаю себя отцом техно-синапса. Идея пришла сама по себе. Как все гениальное, она была