Катарсис. Темные тропы. Виталий Храмов

пытается погладить лицо ребёнка. Она – его мать. Вон как их марево жизни тянется друг к другу.

      «Нужна нить, игла. Шить, понимаешь? – спрашиваю девочку, жестом показываю, будто шью. – И острый нож!»

      Девочка кивает, крутится, бежит лёгкими ножками к повозке. Ну а нож я сам нашёл. Нет, штык не годится. Он не режет. Он стирает из реальности. Да, руки хотя бы вымыть. Хоть чем – всё чище, чем сейчас. Блин, а ногти-то мои, ногти! Вот это я неряха!

      Когда девочка прибежала со шкатулкой, которая оказалась дорожным ремкомплектом швеи, попросил её прокалить клинок. А у неё не получается. Подсказал, где она ошиблась. Волна обжигающего пламени пробежала по лезвию.

      – Вы – маг? – спросила с дрожью в голосе девочка.

      Мотаю головой. Какой я маг? Я – урод. И вообще – не отвлекай!

      Оказалось, девочка и это услышала. Отступила на шаг. Но, встав на носочки, прикрыв рот ладошками, смотрела через моё плечо, как я пластаю рану, вычищаю её, как сшиваю.

      Заштопал обоих бессознательных парней. Тот, что был в сознании, мужественный парень, кстати, боялся меня до ужаса, но допустил меня до своего тела, скрипя зубами и рыча – терпел.

      А вот белогрудая категорически отказалась. Пожал плечами, сел на тело одного из убитых (ему уже всё равно), стал левой рукой сшивать себе правую. Странно, вена перерезана. Но кровь не бежит. Составляю, прихватываю, сшиваю белые нитки сухожилий. Только потом сшиваю кожу.

      Да и из других моих ран кровь уже не бежит. Где-то свернулась коркой. А где-то – нет. Как раны на трупах – не кровоточат. Может, я этот? Зомби? Да и отморозки кричали, что во мне увидели вожака нежити.

      Старшая женщина переодевалась. Терпеливо ждал, пока девочка её оденет. Ну вот! Совсем другое дело! Только вот раны надо было сначала обработать, чтобы перестали кровоточить. Ведь крышу мне сносит! От её крови! Подхожу к ней, показываю, что правая ладонь управляема, что все три с половиной пальца двигаются.

      Решалась она долго. Совещались с бойцом и девочкой. Я возился в сторонке, делая вид, что не слышу их. Разбирал тела. Освобождал их от трофеев. Найдя куски более или менее чистой ткани, сначала замотал себе правое запястье, потом стал стирать кровь и грязь с остальных ран, штопая сам себя.

      Видя это – решились. Но я – только в роли организатора. Штопает – девочка. А зовут её, оказывается, Пламя. И это Пламя в полуобморочном состоянии шила полуобморочную хозяйку.

      Оказалось, грудастая – довольно немаленькая шишка, баба при деньгах и при власти. Только вот как она, такая знатная, богатая и влиятельная, оказалась на этой дороге под отбросами людскими? Ну, это её жизнь. Накосячила – пусть теперь хлебает полными половниками. Отребье, вон, её уже наполнило – грязью. Чувствую, как она боится понести от этой швали. Да, баба плодовитая. От случайного чиха залетает. Ещё бы – такая сила жизни в её чреслах! Отребью крышу посносило. Аж меня не заметили, такого бесшумного, незаметного.

      Но это несправедливо! Позволить этому мусору продолжить себя в веках – преступление перед человечеством. А потому