По тонкому льду. Георгий Брянцев

время отношения у Брагина и Безродного заметно подпортились, решил подшутить над Дим-Димычем:

      – Смотри, паря, он, этот Безродный, еще проглотит тебя!

      – Подавится, – огрызнулся Дим-Димыч. – Такой кусок, как я, может застрять в горле.

      – А если не застрянет?

      – Получит несварение желудка или заворот кишок.

      Итак, за последние десять лет это был первый случай, когда Геннадий не поздравил Дим-Димыча и не пришел на день его рождения…

      27 декабря 1938 г.

      (вторник)

      Только что вернулся от Дим-Димыча. Время – около трех часов ночи. На дворе чудная погода с приятным морозцем. Снег лег прочно и, видно, надолго. Город преобразился, посвежел, побелел.

      Название города, в котором мы живем и работаем, я предпочту не называть. Укажу только, что город областной, а в прошлом губернский.

      Так вот… Значит, я только что от Дим-Димыча. На службе сегодня нам не довелось повидаться, и я решил заглянуть к нему домой. Я и Дим-Димыч работаем в разных отделах: он под началом Безродного, а я у старого, опытного чекиста и умнейшего человека Курникова. А должности у меня и у Дим-Димыча одинаковые: оба мы начальники отделений. Дим-Димыча я застал дома. Он только что пришел с работы, сидел на продавленной койке с гитарой в руках и пел. Завтракал и ужинал Дим-Димыч, как холостяк, на работе в буфете, обедал в нашей столовой.

      При моем появлении Дим-Димыч кивнул и продолжал петь. Наша дружба не требовала особых знаков внимания, и ничего необычного в моем позднем визите не было. Работу мы всегда заканчивали глубокой ночью. Точнее, прерывали ее для короткого сна.

      Я сел на единственный венский стул и стал слушать.

      У Дим-Димыча был несильный, но очень приятный баритон, и его пение всегда доставляло мне удовольствие. Сейчас он пел про утес на Волге, которому Стенька Разин поведал свои сокровенные думы.

      Дотянув песню, Дим-Димыч встал, повесил на гвоздь гитару и спросил:

      – Ну, чего молчишь?

      – Песня хорошая.

      – Да, неплохая. А знаешь, кто ее написал?

      Я покачал головой. Нет, я не знал и даже не задумывался над тем, кто автор любимой мною песни.

      – Написал ее царский чиновник Навроцкий, – сказал Дим-Димыч. – Он служил товарищем прокурора и не один раз выступал с погромными речами на процессах над политическими. Человек дрянь, а какую сотворил вещь! Живет и жить будет.

      – Парадокс, – заметил я.

      – Да, – подтвердил Дим-Димыч. – Я припоминаю, как в ВПШ наш преподаватель Севрюков развивал теорию, что плохой человек не может написать хорошей книги, а я спорил с ним и доказывал, что знаю поэта, очень грязненького в быту, пишущего хорошие стихи.

      – Помню этого «ортодокса», – добавил я. – Загибщик он был.

      – Загибщик – это для него много. Просто дурак. – Дима аппетитно зевнул и, растянувшись на койке, потянулся.

      – Спать хочешь? – спросил я.

      – Устал.

      – Пойду. Мне тоже пора.

      – Погоди. Ты знаешь, я как-то по-новому начинаю понимать