Восточнославянская этнография. Николай Федорович Сумцов

ценности, что салопы на лисьем меху» (60, с. 19).

      Б) Есть, однако, совсем другого значения изображения красоты и богатства жениха, невесты и их родных. В южносибирской свадебной песне невеста соболем леса прошла.

      Крыла леса алым бархатом,

      По пути катила крупным жемчугом,

      Прикатила на крутой бережок,

      Стала на бел-горюч камешок,

      Вскрикнула она зычным голосом:

      «Кто бы меня за реку перевез?» (45, с. 10)

      Обстановка, среди которой является невеста, вполне мифическая: здесь и бел-горюч камень, и покрытые алым бархатом леса, и река. В основании песни лежит героиня небесная, само солнышко в женском образе, проглянувшее через тучи, окрасив их в красный цвет. Мифическим свойством отличаются также те малорусские и белорусские песни, в которых невеста «сыпет золото из рукавця». В объяснение этих песен можно указать на червонорусскую песню о девушке, сеющей из рукава красоту. Она сеет в утреннее время и при такой обстановке, которая наводит на мысль усмотреть в ней утреннюю зарю.

      Пiд дубровою

      Пiд зеленою

      Дрiбна росонька впала;

      Там Марусенька,

      Там паннуненька

      Красу разсевала.

      Пришов до ней батенько:

      «Що деешь, Марусенько?»

      «То я дею,

      Красеньку сею,

      Из рукавця витрясаю» (106, с. 158).

      В белорусской песне, где сидит невеста, стены от золота делают трещины, от серебра ломаются скамьи, а от сапог невесты горит пол (209, с. 460). Невеста в данной обрисовке соответствует дивчине галицкой колядки; в уборе этой дивчины:

      Червоний саян землицю мете,

      Перлова тканка голову клонит,

      Золотой пояс лядвици ломит,

      Червони чижми ножки стюкают,

      Золотой перстень пальчики светлит (40, 4, с. 70).

      Невеста белорусской песни и девушка галицкой колядки стоят в родстве с солнечной дочерью сербской песни; у солнечной дочери руки до плеч и ноги до колен золотые (74, с. 157).

      В малорусской свадебной песне «родина» невесты ходит вокруг квашни «все в срiблi, та все в золотi, та в червоним оксамiтi» (251, I, с. 214). В песне Угорской Руси бояре в шелковой одежде, староста до колен в золоте и в красных лентах (40, 4, с. 438). Песни эти стоят в мифическом родстве со следующей колядкой:

      Ой з-за гори високоi

      Ой дай, Боже!

      Вiдти ще три колясочки:

      Перша колясочка багровенькая,

      Другая – червоненькая,

      Третя – золотенькая.

      А в тий багровенький сидiли еi служеньки,

      А в тий червоненький гречная панна,

      А в тий золотенький еi мiленький (204, 3, с. 315).

      И в следующей латышской народной песне:

      Пегие кони, кованая колесница

      У дверей солнечного дома;

      Солнечная матушка отдает свою дочку,

      Приглашает меня в поезжане (177, с. 313).

      В небесном браке солнца и месяца принимали участие все светила небесные. Вращение в