Фронтовая любовь. Андрей Константинов

что попали сюда волей случая. Вроде как особо не рвались и не стремились, но так получилось. Свою работу они воспринимают именно как работу, а не как акт ежедневного творческого горения или самолюбования. Такие женщины – самые настоящие рабочие лошадки: ответственны, неамбициозны, почти чужды интриганства и капризов. Трудятся они на совесть, но исключительно более-менее стабильной зарплаты ради. А потому удовлетворения от своего труда не испытывают. И если подвернется шанс сменить род деятельности, покинут телевидение без всякого сожаления…

      Но вот персонально Элеонора Сергеевна Розова проходила по типу смешанному. Таким, как она, теледамам жаждалось и славы, и женского счастья одновременно. Но «жаждать» еще не означает «состояться» – лишь единицам удается совместить несовместимое. И госпожа Розова как раз была такой вот экзотической единицей. С одной стороны – головокружительный карьерный рост: от теледевчушки на побегушках до заместителя гендиректора федерального канала. С другой – любящий муж, двое детей, трехэтажная квартира в центре Москвы, загородный дом в Подмосковье и уютная вилла в Швейцарских Альпах. Да, кстати, «а кто у нас муж?» Ну, если судить не по гамбургскому, а по банковскому счету – однозначно, волшебник…

      – …Ты, если хочешь, кури. У меня в кабинете всё ещё можно, – великодушно предложил сидящий за столом-аэродромом Генеральный. Он же – Кул.

      Несмотря на полусумрачное освещение Генеральный был в тёмных очках, а прислоненная к вешалке у двери белая трость красноречиво поясняла, что очки – не понты, а печальная жизненная необходимость.

      – Если только с вами, Александр Михайлович, за компанию?

      – А я, Эля, уже и сигарету почти не вижу. Не поверишь, оказывается, когда не видишь, как она тлеет, как пепел на кончике собирается, – и курить-то не шибко хочется. Такая вот… позитивная сторона слепоты.

      – Да я тоже почти бросила. Муж постоянно ворчит. И дети подросли, начинают вопросы задавать.

      Тем не менее Элеонора достала из сумочки пачку дамских сигарет и забрала со стола массивную пепельницу. Кул молчаливо выждал, пока она сделает пару-тройку затяжек, и лишь тогда приступил к главному. Вкрадчиво, издалека заходя:

      – Эля! Давай еще раз? Спокойно, без сердца?

      – А я спокойна. Я спокойна, как ёжик в спячке. Заметьте, лично я никаких договоренностей не нарушала. Вы же сами меня от новостей отодвинули? Сказали, так оно лучше будет. Так?

      Генеральный вскинул руку словно бы в защитном жесте:

      – Так ведь иначе тебя на эту должность не заманить было! Верно?

      – Ну, допустим.

      – Во-от! Теперь побудешь немного замом по спецпроектам, обомнёшь, так сказать, новые погоны, и…

      – И? И что потом, Александр Михайлович?

      Устало вздохнув, Генеральный снял тёмные очки, протёр красные глаза и невидяще уставился на подчинённую:

      – Мне скоро уйти придётся. Совсем скоро. Я уже с собачкой хожу. И с тросточкой. А где это видано,