Череп со стрелой. Дмитрий Емец

уйти? Зарабатывать деньги на одежду и пеленки? Устроиться работать в магазин или на бензозаправку, которые в финале, в конце цепочки из мелких, средних и крупных хищников, окажутся принадлежащими тем же Долбушину или Тиллю?

      – Можно подумать, у меня такой огромный выбор! Наверное, у ВикСера и БаКлы.

      Яра представила себе БаКлу в роли прабабушки. Вот уж кто будет счастлив! Проштудирует от корки до корки медицинскую энциклопедию, сама поставит малышу десяток диагнозов и будет вынимать душу из врачей в детской поликлинике. Уж она-то знает свои права и чужие обязанности! Если у БаКлы должен появиться правнук, если уж небо решило ее так наказать, то это будет самый больной правнук в мире – на другого она попросту не согласится. Опять же у нее появится повод непрерывно шпынять ВикСера. Что бы ни произошло, один ВикСер во всем виноват. В конце концов, зачем-то он сделал ей предложение руки и сердца?

      ВикСер же будет только грустно улыбаться и все равно любить Яру, БаКлу и правнука. Покупать им продукты (БаКла все равно останется недовольна, что майонез слишком маленький или мыло не такое) и сбегать в свой магазинчик к кранам и трубам. Слов ВикСер все равно не слушает. Или слушает не так, как другие люди. Его интересует не то, что говорит человек, а то, что он на самом деле хочет сказать, когда открывает рот. Например, когда женщина говорит: «Я тебя ненавижу!» – чаще всего она хочет внимания. Если швыряет стулом, ее надо обнять. Потому что, если не обнимешь, БаКлу переключит на другую звуковую дорожку и она будет говорить о смерти.

      О смерти БаКла говорила часто. «Похороните меня в том-то… положите туда-то… чулки не забудьте надеть». Говорила очень спокойно и деловито. Видимо, этими разговорами подготавливала себя к нестрашности смерти. Однако на окружающих это производило удручающее впечатление. БаКла видела реакцию, отзвук, беспокойство и радостно продолжала. Человека всегда зацикливает на чем-то одном, когда окружающие выдают предсказуемую реакцию. Если же остальным плевать, что он сказал, человек быстро замолкает и ищет другой материал для помешательства.

      Ул не был тонким психологом, но умел замечать в глазах у Яры тоску. И, замечая ее, становился в куда большей степени чуток, чем можно было ожидать от человека с литой фигурой, точно вытесанной из дуба.

      – Я тебя никому не отдам! Так и знай! – сказал он. – Никаким БаКлам! Если нам суждено уйти из ШНыра, мы уйдем из него вместе. Хотя это будет нечестно, если мы не сможем остаться.

      – Ну честно, нечестно, а так оно и есть! В любом случае до рождения ребенка время у нас еще есть, – сказала Яра и вдруг, порывисто обняв Ула, прижалась лбом к его плечу.

      Они стояли и раскачивались, и плевать им было, что на них смотрят из проезжавших машин. Светлый голубь-одиночка попытался опуститься вначале на один провод, затем на другой, но его сбило ветром и куда-то унесло. Под мостом загудел локомотив, которого не было даже видно. Ул смотрел на вагоны и сквозь напавшую на него рассеянность не понимал, что это вагоны. Его это испугало. Смотришь на такую обычную ерунду, как вагоны, и не понимаешь, что перед тобой.

      Они стояли на мосту и слушали,