Попытка ревности. Марина Цветаева

и богат, и цветист, и обращается она с ним мастерски». Слова Ходасевича справедливы применительно ко всей поэзии Цветаевой, поэзии насквозь музыкальной в самом простом и в сложно-модерном смыслах. В этом отношении после Блока ей нет равных.

      Яркий и неповторимый язык Цветаевой поражал и поражает. Хотя оригинального писателя без оригинального языка не бывает вообще, суть не в самой оригинальности стиля, а в ее природе. «Писать надо не талантом, а прямым чувством жизни», – заметил великий Андрей Платонов. Стиль – уже следствие. Слова Платонова вполне относимы к Цветаевой. Ее мировидение, мирочувствие и породили именно «цветаевское» мировоплощение.

      В 1916 году с дерзким задором она выкрикнула:

      Вечной памяти не хочу

      На родной земле.

      Позднее, в ноябре 1920, было и такое упование:

      Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе

      Насторожусь – прельщусь – смущусь

       – рванусь.

      О милая! – Ни в гробовом сугробе,

      Ни в облачном с тобою не прощусь.

      И не на то мне пара крыл прекрасных

      Дана, чтоб на́ сердце держать пуды.

      Спеленутых, безглазых и безгласных

      Я не умножу жалкой слободы.

      Нет, выпростаю руки! – Стан упругий

      Единым взмахом из твоих пелен

      – Смерть – выбью! Верст на тысячу в округе

      Растоплены снега и лес спален.

      И если все ж – плеча, крыла, колена

      Сжав – на погост дала себя увесть, —

      То лишь затем, чтобы, смеясь над тленом,

      Стихом восстать – иль розаном расцвесть!

      И ВОССТАЛА!

      Ныне же вся родина причащается тайн своих

      Марина Цветаева. Скульптура работы Н. Крандиевской. 1912 г. Раскрашенный гипс.

      Осень в Тарусе

      Ясное утро не жарко,

      Лугом бежишь налегке.

      Медленно тянется барка

      Вниз по Оке.

      Несколько слов поневоле

      Все повторяешь подряд.

      Где-то бубенчики в поле

      Слабо звенят.

      В поле звенят? На лугу ли?

      Едут ли на молотьбу?

      Глазки на миг заглянули

      В чью-то судьбу.

      Синяя даль между сосен,

      Говор и гул на гумне…

      И улыбается осень

      Нашей весне.

      Жизнь распахнулась, но все же…

      Ах, золотые деньки!

      Как далеки они, Боже!

      Господи, как далеки!

      Oкa

      3

      Всё у Боженьки – сердце! Для Бога

      Ни любви, ни даров, ни хвалы…

      Ах, золотая дорога!

      По бокам молодые стволы!

      Что мне трепет архангельских крылий?

      Мой утраченный рай в уголке,

      Где вереницею плыли

      Золотые плоты по Оке.

      Пусть крыжовник незрелый, несладкий, —

      Без конца шелухи под кустом!

      Крупные